Как и многие дворянские дети, Радим получил достаточно глубокое по тем временам образование. Захаживали в имение к Ланецким странствующие учителя, которые за тёплый угол, за хлеба кусок и за чашку похлёбки обучали всех желающих грамоте и самому простому счёту. Не бог весть какие учителя, всё сами самоучки, не знающие дальше скромного клочка бумажки, завалявшегося на дне дорожной сумы, не знающие дальше старой аспидной[7] доски, но это ведь только начало было для ищущего света юного ума. Потом, подросши и войдя в самый возраст учения, мальчик года два ходил в православную братскую школу в Могилёве при монастыре, в коей со всей прилежностью изучал арифметику, геометрию, географию, астрономию, диалектику, риторику, музыку и языки — греческий, латинский, белорусский, польский и другие. Уже и этих знаний ему было бы для жизни — просвещённой и наполненной, осмысленной жизни — вполне достаточно. Но отец его Ян не думал так и на учение старшего сына, равно как и на учение других своих детей, средств не жалел.
В качестве воспитателя и наставника детей у Ланецких в имении года три прожил некто Иоганн фон Волкенбоген — отпрыск обедневших баронов откуда-то из Шведской Ливонии, личность замечательная во всех отношениях — как во внешнем виде красавчик из красавцев, так и щедро наделённый Господом внутренне — одухотворённый весьма богатым духом, но, увы, духом мятущимся, непостоянным. Судьба его, вне всяких сомнений, достойна отдельного описания, судьба романная, полная происшествий, мечтаний, обманов и несбывшихся надежд (как у всякого авантюриста), но поскольку мы стеснены рамками нашего сочинения, ограничимся только кратким его жизнеописанием.
В своё время юный Волкенбоген, скорее рыцарь чести и шпаги, чем салонный шаркун, скорее богач, чем бедняк, так как имел он полную шляпу мечтаний... нарушив какие-то законы (мы можем с немалой долей достоверности предположить, что он, потомок ливонских баронов, был бы не против служить на войне под знамёнами шведского короля, но не за то до обидного малое жалованье, что ему предложили вербовщики, и по этой причине он впал в немилость одной из влиятельных шведских персон), сбежал из Риги в Москву. Но, дуэлянт и волочила, не прижился Волкенбоген и в белокаменной, тоже где-то изрядно начудил и из Москвы тайно поспешил в строившийся Петербург, надеясь, что иные из его талантов и прожектов в этом городе на что-нибудь сгодятся и не дадут ему пропасть. Да слышал он ещё, что потянулись в Петербург немало голландцев, датчан, немцев, и был расчёт, что братья по германскому племени ему, немцу, всегда чем-нибудь пособят, помогут устроиться на службу к какому-нибудь богатому и щедрому русскому вельможе. Но и в Петербурге он не надолго задержался; проткнул на дуэли какого-то молодого влиятельного графа, был арестован, но из-под стражи сбежал и, проклиная свою злокозненную судьбу, направился прямиком в Литву... Мы должны здесь заметить, что сей герой наш, конечно же, не относился к тем, кто всерьёз считают, что прежде чем подняться в высь и достигнуть совершенства, нужно пройти, как через ряд испытаний, через все злачные места (грубее, но точнее говоря — через клоаки). Однако так уж у него в жизни большей частью выходило в силу (или в слабость) вздорного характера, горячей натуры...
