Усилия Старой Лели сказались: тот, кто одной ногой уж ступил в могилу, обрёл достаточно сил в одну эту ночь. Видно было, что офицер даже выходил из хижины: в очаге потрескивал хворост и тлели еловые шишки, а возле раненого к стене приставлена была крепкая палка, на которую он, похоже, опирался при ходьбе. На полочке под оконцем Любаша заметила обломок серпа, которым, конечно, офицер и сбрил многодневную щетину.
Он кивнул ей или, может, слегка поклонился (она не разглядела в полутьме хижины... или от естественного волнения), улыбнулся и сказал приятным негромким голосом:
— Jag väntar pa dig, vackra nymf[55].
Любаша вдруг почувствовала, что её смутила чужая речь, обращённая непосредственно к ней. И этот пристальный взгляд, прямой, честный... как будто даже восхищенный... тоже смущал её изрядно.
— Mitt namn ar Gustaf Oberg[56].
Он встал, опершись на палку, а Люба настороженно попятилась. Тогда он сел, опять улыбнулся — извинительно — и ткнул себе пальцем в грудь:
— Gustaf.
Любаша, слова не сказав, вышла к Конику, отвязала от седла мешок и волоком, ибо был он для неё весьма тяжёл, втащила его в хижину. И тоже, улыбнувшись, ткнула себя пальцем в грудь:
— Люба...
Дабы больше не утомлять доброго читателя обилием сносок, мы будем далее излагать речь нашего шведского героя по-русски; однако читатель должен помнить, что говорит он по-шведски, и не должен удивляться тому, что герои наши порой совсем не понимают друг друга, и, однако же, он может радоваться вместе с нами всякий раз, когда между героями, благодаря сметливости их, жестам, выражению лиц, устанавливается понимание.
Оставив мешок посередине хижины, девушка села на скамеечку у входа, прямо напротив капитана Оберга, и сказала:
— Я рада, что вы, пан офицер, чувствуете себя лучше. Если признаться, мы уж и не особенно верили, что вам удастся поправиться. Очень уж вид у вас был плох. Да и сейчас ещё, пожалуй, вам не следовало бы показываться родной матери... А сегодня уж ходите... Только благодаря знахарке нашей вы и поднялись. Как ловко она пулю из вас... выманила.
Чуть склонив голову, он напряжённо вслушивался в то, что она говорила.
А Любаша продолжала:
— Наверное, я больше к вам не приду. В этом мешке, что я привезла, вы найдёте сухари и вяленое мясо, и малиновый квас, что хорош от лихорадки, и вино, которое даст силы, и немного пирога со вчерашнего стола, и тёплую одежду. Воду ключевую найдёте поблизости; рядом видела я дикие яблочки, а на болоте журавины, и шиповник кругом царапается, и рябина гроздьями горит, спелые ягоды уже; ежели собрать, насушить, можно и зиму прожить; а из брусники, ягоды надавив, можно сделать превосходное питьё, которое и мёртвого на ноги поставит... а огонь у вас есть. Теперь не пропадёте...
