"Точно отцовская".
Она снова вдохнула запах старого ружейного масла на руках. Наверное, к ней не прикасались годами. Отец заметит пропажу месяцы спустя, если вообще заметит. Она откинула затвор, внутри блеснула латунная гильза. В ней вспыхнула смесь потрясения и гнева.
"Боже, он ещё и зарядил!"
Отец бы ни за что не оставил ружьё заряженным. Получается Дэнни обшарил подвал в поисках патронов и нашёл.
Сколько их у него ещё?
И где они?
Она подавила порыв перетряхнуть ящики его стола, перевернуть вверх дном его шкаф, но это подождёт. Что ей нужно было сделать сейчас, так это найти его и серьёзно поговорить. Ещё один серьёзный разговор, которых будет всё больше и больше по мере того, как он будет расти.
Интересно, как он будет выкручиваться?
Это вам не кража Milky Way's из продуктового, это вам не пожар, который они с Билли Брендтом устроили прошлым летом на поле за католической церковью, хотя и отрицали его впоследствии. Тут уж он не отделается, сказав, что собирался расплатиться за батончики, но засмотрелся на комиксы и забыл, что они лежали у него в кармане. Он не мог утверждать, что у двоих свидетелей, ребят из неблагополучной части города, которые видели как Билли и Дэнни идут по полю, а затем выбегают, оттуда смеясь, как раз перед появлением дыма на горизонте, просто на него зуб.
Винтовка - это дело серьёзное.
А пуля тем более, тут так просто не отвертишься. Это вам не появившийся, откуда ни возьмись складной нож и также неожиданно появившаяся новёхонькая компьютерная игра Sega Genesis и не зажигалки Bic, которые он с завидным постоянством находил на улице.
Каков везунчик!
Она была зла.
Она была напугана.
Так зла и напугана, что руки её дрожали, когда она вынула патрон и положила в карман джинсов. Она ощутила уже знакомый приступ того, что можно было назвать только скорбью, чувством, что хотя её сыну всего десять лет, она его уже в какой - то степени потеряла. Будто в нём появилось нечто к чему она больше не могла прикоснуться или обратиться. Скорбь, о котором была также оправдана и естественна, как скорбь её отца по её матери. Она знала, что сейчас важно отмести это чувство в сторону и отдаться вместо него гневу. Гнев был ей нужен, а иначе вся эта любовь и скорбь, всё это сочувствие и, посмотрим правде в глаза, вся эта обычная старомодная жалость к себе, лишь сделают её слабее.
"Жестокая любовь," - подумала она.
Вот и всё, что осталось.
Она обращалась к психотерапевтам, обращалась к школьным психологам, пыталась понять его. Лишение его вещей, привилегий: компьютера, телевизора, кино, похоже, это единственное, что теперь помогало.
