– Это – образное выражение. Оставьте, Морис! Представьте себе, моя дорогая Диана, что Морис, естественно, без всяких задних мыслей ревнует Люс и что...
– Без всяких задних мыслей... да вы смеетесь надо мной?
– Мне нравится Люс, – сказал вдруг Морис. – И потом... она же сама была согласна... и я подумал, что этой ночью... мы встретимся... в общем... в том же месте и сможем задержаться подольше...
– Естественно, без всяких задних мыслей, – повторила Диана, бросая презрительный взгляд на Лоика, который в смущении отвел глаза.
– Мне наплевать! Я не хочу, чтобы ваш Брюно приставал к ней! Этой ночью я всего-навсего хотел поговорить с Люс наедине! И продолжаю хотеть до сих пор!
– Это кажется мне довольно трудным дельцем, – начал Лоик, взяв в свою очередь стакан вина, потому что за это время Морис почти опорожнил бутылку, что явно еще больше возбудило его.
Перехватив взгляд Лоика, Диана схватила стакан Мориса, который он, в очередной раз опустошив, поставил на стол.
– Позвольте, – сказала она, – я умираю от жажды.
Наполнив стакан, она выпила его одним глотком, не забыв подмигнуть Лоику, что должно было означать: «Хватит с него!», но ее удовлетворенный вид мог также означать, и это было более вероятно: «А вот мне-то как раз не повредит!»
Тем временем обычно добродушные глаза Мориса Анри, глаза счастливого человека, довольного жизнью, наливались кровью (или красным вином), и он по очереди пристально вглядывался то в Лоика, то в Диану, в нем росло смутное ожесточение, что их очень тревожило.
– Что я тут могу поделать? – спросила Диана. – В конце концов... они же спят, правда, Лоик?..
Она не знала, на чем остановить свой выбор: сказать, что между Брюно и Люс дружеские, платонические отношения, это успокоит крестьянина, но одновременно развяжет ему руки, и он отправится будить свою возлюбленную; или объявить ему о его несчастливой участи, рискуя вызвать его ярость, а это может привести к тому, что он ринется с ружьем в руках в комнату, где спят любовники. Диана бросила взгляд на Лоика, но тот, казалось, окаменел.
Нужно признать, что после пережитых пяти минут с приставленным к уху ружьем он почему-то стал равнодушным к дальнейшей судьбе Брюно. Кровь в его жилах только начала оттаивать. Счастье еще, что с ним не приключился сердечный приступ! Впрочем, не только сегодня, но и в прошедшие три дня!
– Я пойду за ней, – сказал Морис.
Он поднялся, правда, с некоторым трудом, и поднял ружье с пола.
