— Раздевайтесь, — сказал доктор.
Раздеваюсь до пояса, гляжу — над одной из коек сестричка склонилась, на табуретке тазик с окровавленной ватой, а на койке бай Цанко, руки на одеяле, белые, как простыня, и страшно худые; глаза закрыты, лицо как у покойника, и дыхания не слышно. Нет, здесь уже не бай Цанко лежал, а нечто другое, не человек, а тело, и не могло оно ни красть, ни злобствовать, не могло быть уволенным. Тоска сдавила грудь…
— Я готов, доктор.
— Давайте! — Я протянул руку и почувствовал укол иглы.
— Подождите немного. — Повернувшись ко мне спиной, доктор что-то делал, а лаборант, сестричкин муж, ему помогал. Я стоял и глаз не мог оторвать от продолговатого холмика под одеялом, который всего час назад был злым человеком. Мне стало стыдно и за свою широкую грудь, и за мускулистые руки. «Мы сильные, — билась в моей голове какая-то мысль, — если мы сильные, если у нас много сил…»
— Не пойдет, — сказал доктор. — У вас первая группа. Придется искать другую кровь. Соберите всех его друзей, нужна или третья или нулевая.
— Нет у него друзей, — вырвалось у меня, а сердце сжалось от боли. Мелькнула мысль: есть ли у кого из бригады третья или нулевая группа? Лежат небось сейчас в общежитии, потешаются над парнишкой, над физиономией его поцарапанной, да ждут, когда я приду и скажу, что бай Цанко вне опасности.
Доктор развел руками:
— А мне что прикажете делать? У меня, к вашему сведению, кровь тоже не нулевой группы.
— Сейчас, доктор! — крикнул я и выскочил на улицу.
Бежал по крутой улочке к общежитию и все повторял: сейчас, сейчас. Снег валил и валил, сердце билось все чаще. Я уже задыхался, стянул ушанку. Снежинки садились на горячую голову, таяли на моем лице, кровь кипела, все чувства были напряжены до предела. В общежитие влетел на последнем дыхании.
— Бегите все, кровь нужна для бай Цанко! — крикнул я и бросился на первую же кровать.
Никто даже не спросил, в чем дело, вскочили, схватили куртки и ринулись на улицу. И парнишка со всеми вместе. Он-то и бежал поди быстрей всех, молодой он у нас, скорый на ногу. Через несколько минут и я двинулся следом, а в медпункте узнал, что только у Маринчо кровь нулевой группы. Маринчо возле койки бай Цанко налаживался уже ложиться, чтобы им вены на руках соединили. Доктор обернулся ко мне:
— Мы не можем взять у товарища больше двухсот граммов, а больному нужно гораздо больше. Лучше всего вам пойти к директору, пусть соберет всех рабочих, которые не в смене. Каждая минута промедления может стоить жизни.
