Со временем со двора Сатранов перестали выезжать разномастные стреляющие выхлопом уродины с висящими на дверцах ржавыми замками от крольчатника. Сатран-старший стал гонять по дорогам в профессионально собранных машинах, чье изначальное происхождение мог определить лишь специалист.
Однажды, летя по шоссе на таком чуде техники, он переоценил свои шоферские возможности, как до сих пор переоценивал свое искусство механика, и на крутом повороте разбил вдребезги машину, найдя для себя среди обломков железа мгновенную гибель.
Чтобы уберечь единственного сына, мать Йозефа Сатрана запретила ему какую бы то ни было автомеханическую деятельность возле своего дома. К этому времени Палец уже почти выучился на слесаря и стал замечательным механиком. Запрет он переносил тяжело. Позже приятель шахтер разрешил ему поставить у себя во дворе «велорекс», приобретенный за сто восемьдесят пять крон. Езда в подобном трехколесном костоломе, чей ветхий скелет был небрежно прикрыт залатанным брезентом, больше походила на метания взбесившегося быка по обледеневшей пашне, нежели на комфортабельное путешествие.
Нашлась одна девица по имени Консуэла Плечистая, которая снизошла до того, чтобы прокатиться с Пальцем на эдаком «чуде».
Консуэла отличалась очень красными и словно отполированными до блеска икрами ног, кроме того, ноги ее были необычной формы: с внутренней стороны прямые, будто их прочертили по линейке, в то время как их внешние контуры изгибались наружу буйным полукружием. К тому же Консуэла страдала каким-то стоматологическим заболеванием, в результате которого распухшие десны верхней челюсти свисали на нижние ярко-красными сосками. Консуэла любила громко и без причины хохотать. Зубы у нее были мелкие и серые, и потому ее улыбка напоминала картинку из детской сказки про серых мышек, выглядывающих из-под карминовых пуховиков.
В течение всей этой довольно шумной поездки она излагала Пальцу опасения своей матушки, как бы она, Консуэла, спаси бог, «куда-нибудь не подзалетела», ибо все мужики, а «главное, моторизованные», завозят девушек «подальше от людей», чтобы «предаться своим безудержным страстям».
Пальцу и в голову не приходило предаваться чему-либо безудержному. И, хотя «велорекс» вдруг намертво встал посреди леса, однако предаваться страстям у Пальца не было никакой охоты: «велорекс» забастовал сам по себе.
Палец попытался запустить мотор. Трехколесное чудо, рванувшись вперед, подпрыгнуло разок-другой, словно вспугнутая лягушка. Тогда бедняга Палец под взглядом дико хохочущей Консуэлы молча разобрал жиклёр.
