— Вот. Садись.
Она села, тихо смеясь. И сверху на них опустилось небо. Такое огромное и прекрасное, полное крупных звезд, будто там, на небесных кустах расцвели тысячи тысяч цветов.
Лора опустила глаза, щурясь в темноту. Олежка сел рядом, раскрыл ладонь. Там лежал нежный зеленый огонек, чуть шевелился. Она тронула пальцем, боясь раздавить.
— Сейчас, — он приподнялся, усаживая светляка на ее волосы, — вот. Красиво. Жалко, ты сама не видишь.
— Все равно. Спасибо.
Он наклонялся, обнимая ее плечи. Щека коснулась ее щеки. И губы тронули уголок рта.
Лора отклонилась, стесненно кашлянув. Поправила волосы, чтоб не лезли Олежке в лицо.
— Ой. Я уронила, да?
— Ничего. Я еще найду. Потом. Ну?
И снова она, отворачивая лицо, подалась в сторону. Сказала, извиняясь голосом:
— Я не могу. Ну, понимаешь… в общем, давай сегодня не надо?
Касание исчезло. Лора села свободнее, переводя дыхание и улыбаясь.
— Почему не надо?
Голос мальчика изменился, совсем чуть-чуть. Она не услышала изменений, занятая решением важной проблемы. Вчера был поцелуй. И Коля уехал. Нельзя так поступать, нужно дождаться. Он вернется, и она скажет. Скажет, извини, я не могу. И еще раз извинится. Свинство, конечно, с ее стороны, но он тоже поступил не очень-то благородно, когда пугал, что не отвезет домой. Все равно нужно сначала ему сказать. А там — еще вторник, среда… и они вместе уедут, начнется лето, их общее лето с Олежкой, и это будет сплошное счастье.
— Ну, ты что? Ларис?
— Я не могу. Сегодня, — повторила она, теряясь от его настойчивости, — ну я не хочу рассказывать. Просто вот, давай, во вторник. Даже в понедельник. Совсем вечером. Тогда вот. Да.
Сказала и как прыгнула в воду, ахнув от того, что он уже почти состоялся, ее настоящий поцелуй.
— Но ты же пошла. Со мной. И что, будем сидеть просто так?
Теперь она заметила, что сидят уже отдельно. Спине стало холодно. И звезды-цветы вдруг будто притушили яркость. Но вот он снова взял ее руку. Обнял, прижимая к голому плечу. Лора закрыла глаза. Так прекрасно. Он понял. Они будут сидеть, тесно-тесно, пока не настанет время идти обратно. И резко открыла глаза, отпихивая его руки и поправляя вырез майки-бабочки.
— Нет! Ну, я же сказала. Попросила. Олежка… пожалуйста.
— Ты из-за этого, что ли? Хмыря деревенского с мотоциклом?
— Ну… да. Понимаешь. Он думает, что мы, что я с ним. А я должна ему сказать. Потому что получается нечестно. Но я скажу, в понедельник, обязательно. Олежка. Ты обиделся, да? Ну, пожалуйста. Не обижайся.
