Когда первая обида прошла, Кира слегка успокоилась, перечисляя оправдания сухости Пешего. Возможно, писал на ходу, не успел добавить деликатности. И насчет текста, он прав, кто там станет пыхтеть, доделывая чужую работу, пусть хорошую. И сайт. Если был на реконструкции, то вот перемою посуду, загадала Кира, уберусь в квартире, и сяду, открою, увижу. Почитаю, что и как авторы о себе. И в конце-концов, что, не сумею подобрать слова для снимков? Я столько их знаю. Книг перечитана вавилонская библиотека. Это азартно. Взять и удивить разочарованного редактора.
* * *
17.05.16
Азарт Киры иссяк изрядно после полуночи. Она сердито откинулась в кресле, моргая усталыми глазами. Ничего не получалось, со словами, которых, как была уверена, так много, что в любом нужном порядке она их соберет слету.
Слова собираться не хотели. И ладно бы становились криво и косо, чтоб поморщиться и удалить, подыскивая другие варианты. Нет. Вздымались над клавиатурой руки, топыря пальцы. Падало на белый фон первое слово. И все. Немедленно оказывалось фальшивым, будто дверь, приделанная к глухой стене. Никуда не вело. Никак не соединялось с картинкой, которая заведомо была лучше.
Кира злилась на себя, потом на Пешего. Не сразу. Сначала смирилась с тем, что слету не вышло. Кружила, прислушиваясь к себе, пробовала слова мысленно, как выбирала конфетку из тысячи разноцветных леденчиков. Ждала. Потом вставала и шла в кухню, отвлечься на обыденные дела. Покормила котов, вдруг захотела холодного молока с бубликом. В другой раз деловито, будто давно необходимо, аж пищит (еще одно семейное высказывание), набрала таз горячей воды и замочила в нем курточку.
Встряхнувшись, снова усаживалась, ожидая, вот сейчас. Слетит и сразу встанет, потянет за собой другие, всего несколько, но именно те. И будет это как дополнительная игра теней и света, когда двигаешь ползунки в редакторе изображений, еле-еле, микроскопически, заставляя рисунок приобретать волшебную глубину и прозрачность.
Со словами Кира имела дело всю свою взрослую жизнь. И любила их. Каждое для нее имело свой собственный вкус, соединяясь в комбинации, они вкус меняли, это было настоящим волшебством, пробовать, рассматривать, слушать. Читая, она отмечала и звучание фраз, и стройность абзацев, видела гармонию текста, собранную из мелодии произносимого, и мелодии помысленного. Будто не читала, а слушала, сидя в концертном зале и отличая в цельной мощной симфонии звучание отдельных инструментов. Это умение, которому Киру никто не учил, и которым она наслаждалась, а потому развивала сама, читая много и очень разное, оно использовалось ею, всегда частями, в работе. Требовалось то одно, и тогда она писала рецензии, или другое — редактировала чужие тексты. Или писала краткое содержание прочитанных толстых романов для некоторых книжных сайтов. Было время — брала учеников, подтягивая их по литературе. Но сама не писала никогда. Полагая — написанного и так запредельно много, к чему воротить подобное, если не можешь сказать совершенно нового. И еще, существуя в области уважения собственных желаний, а значит, чутко прислушиваясь к ним, понимала, не испытывает того, что называют «жаждой творчества». Жаждой, подчеркивала главный смысл слова, не сесть поупражняться, пописать, потому что, вдруг умею, а испытать острую необходимость, требующую утоления.
