— Да, — мама помолчала, потом из трубки послышался вежливый смешок.
И Кире, как всегда, захотелось швырнуть телефон и заорать, да что ты вечно взвешиваешь, никогда не расхохочешься просто так. Вместо этого она пошла на попятный.
— Это Задорнов рассказывал, в старой передаче.
— А-а-а, — успокоилась мама, — Задорнов! Какая прелесть, смешно. Кирочка, я позвонила…
Тут случилась пауза. И Кире стало ужасно жаль свою маму, за которую она могла бы сейчас раздраженно все порешать: да наплюй, ма, ну, не помнишь, посмейся, запиши на листочке. Но ведает ли полная сил Кира, каково это — существовать в мире, что вдруг стал зыбким и ускользает из памяти? Имеет ли она право злиться? Тем самым причиняя матери те же страдания, подобные тем, какие всю жизнь причиняла ей мать, бесконечно и беспрерывно подвергая сомнению все, что дочь говорит и делает, и постоянно подыскивая авторитеты, которых можно поставить в пример.
— Мам, я соскучилась. Приезжайте уже летом, а?
— Ну вот, — с облегчением ответила мать, — ты меня перебила, и у меня вылетело из головы, что хотела-то.
— Извини.
— Ах, Кира, Кира. Я тоже скучаю. Я и позвонила поэтому, — чуточку схитрила мать, и попрощалась.
Кира медленно спустила ноги к тапочкам. Голова немного кружилась, и на секунду ей стало страшно, как на качелях, которые раскачались так, что вместо движения к земле, вдруг пошли делать полный круг, неторопливо и будто еще сомневаясь. Она тут прикидывала, каково матери. А сама вдруг забыла, утро за окном или ночь.
Маленький свет над диваном горел, за стенами стояла тишина. За окном, Кира потянула край шторы — темно. Да и зря проверяла, мгновенное головокружение от того, что мир сдвинулся, уже прошло, она ясно помнила: прибежала домой, поздоровалась в коридоре с соседкой, выяснила — все аккуратно отключено и закручено. Выпив стакан воды, свалилась поспать, и оказывается, продрыхла до полуночи, уже первый час ночи!
— Отлично живешь, Кира Львовна, — укорила себя, смеясь и шаркая тапками в кухню, — теперь кофеек и снова совой до пяти утра, так?
Когда вернулась с кружкой горячего кофе, телефон снова мигал. Кира виновато ответила, поднося к уху:
— Илья? Привет, Илья.
— Ну? — сурово спросил тот.
— Что ну?
В трубке воцарилась тишина. Потом шумно вздохнули. Потом цыкнули с раздражением.
Обещала позвонить, вспомнила Кира с раскаянием. Забыла. Вернее, помню, поспешно поправилась она, просто слишком поздно проснулась.
Провела по экрану, прерывая разговор. Подождала несколько секунд, и торопясь, пока не перезвонил сам, набрала номер.
