Через пару недель, после двух примерок платье практически готово.
Как и каждая сотворяемая вещь, оно мне уже и надоедало, и снова нравилось, и какие-то небольшие переделки присутствовали, но все, наконец, позади. Сидя в кресле с сигаретой, я разглядываю его, висящее напротив с неподшитым подолом. Заодно отражаюсь в зеркальной дверце шкафа. У нас обоих вид слегка утомленный. За две недели тесных отношений я настолько привыкла к полуразобранному платью, что уже не вижу его как цельную законченную вещь. Сейчас я знаю, что это пройдет, а раньше меня это очень пугало. Шьешь-шьешь, рукотворишь, а под конец — что-то невнятное. За окном неожиданный летний дождь заунывным шепотом бубнит нескончаемую сплетню. Он рассказывает ее уже полдня и, судя по интонациям, у него еще много чего есть порассказать. Отдыхательная сигарета закончена, я потягиваюсь, зеваю и, под звучащее из телевизора танго, подхватываю платье за талию со зверским видом латиноамериканского любовника. Платье не против, оно расслабленно виснет у меня на плече, и после двух поворотов, подгадав под заключительный аккорд, я отрываю его от себя и, схватив за плечи, театрально бросаю на белый пластик, склоняюсь… Телефонный звонок. Звонит моя сотрудница по музею Наталка — узнать, в каком месте нашего необъятного заповедника меня завтра можно будет поймать. Что-то в моем голосе ее настораживает:
— Ты что, не одна?
Я веселюсь:
— Одна вообще-то.
— Да ладно, я же слышу по голосу, у тебя там кто-то есть.
Я веселюсь еще больше:
— Да нету никого, правда!
— Ой-ой, секреты. Не буду вам мешать, удачи!
И я снова склоняюсь над платьем, воодушевленная Наталкиным напутствием.
Назавтра, прибежав из заповедника, я узнаю от мамы, что Таня приходила без меня, померила платье, оставила денежку и ушла очень довольная.
— Так платье-то она забрала? Мама смеется:
— Да она и снимать его не стала, прямо в нем и ушла! У нее еще такая сумочка с собой была, вся золоченая, и босоножки такие красивые, — тоже с тоненькими золотыми ремешками. (Разумеется!) Представляешь, тут все бабки чуть не попадали с лавочки, когда она вышла из подъезда. Теперь мы смеемся уже вместе. Прекрасно! Я радуюсь деньгам, радуюсь, что платье подошло и не будет переделок. Я очень довольна за Татьяну и веселюсь, представляя ее в царственно-роскошном, сумасшедше-алом макси-платье, да еще всю в золотых цацках, стоящую на жарком и пыльном автовокзале среди орущих бабулек с кошелками и ободранных автовокзальных алкашей.
