Народная жизнь тем прогрессивнее и тем богаче, чем менее совершалось в ней успешных насилий, чем менее происходило в ней действительных разрушений, чем менее, наконец, забывала она свое прошедшее. Всякое разрушение есть прямой вычет из ее прогресса. Если жизнь приобретет что-нибудь или что-нибудь потеряет, то она приобретет только то, что останется за вычетом, а за вычетом может остаться только нуль или даже минус.
Историческая жизнь, переходя из одного положения в другое, часто изменяется неузнаваемо; но если в ней совершается успех, а не падение, то она не изменяет своей сущности, не теряет своих сил и берет с собою все, что было в ней прежде. Историческая жизнь переходит из одного положения в другое; но эти переходы совершаются в тысячах и миллионах умов. Каждый момент в этом движении находит себе особую среду и особых представителей; что обновляется и преобразуется в одних, то предается тлению в других. Одни падают жертвою движения, в других совершаются его цели. В новой системе приняты все элементы из старой, но они приведены в новые сочетания; между ними открываются новые пути и отношения; разрозненное сближается, слабое зреет, темное приобретает ясность, немыслимое становится понятным. Пока совершается это дело жизни, смерть делает свое, и бывают эпохи, бывают поколения и люди, которым выпадает на долю служить для ней раздольным поприщем. Система, оставленная жизнью, потерявшая смысл и силу, разрушается в этих умах, жертвах перехода; но в них гибнет не то, чему суждено развитие и будущность, а гибнут их собственные понятия, гибнут они сами. В них разрушается ложно понятый мip, ложно понятый человек, ложно понятое божество, и вся деятельность этих умов идет на расторжение сочетаний, потерявших всякий смысл, и лишь в этом находит она себе удовлетворение. Нравственное достоинство этих отрицательных явлений состоит только в том, чтоб они сами сознавали свое положение. В этом самосознании - единственная связь их с обновляющеюся жизнью. Это самосознание не утеха, не радость, и лучшие натуры, которым достается жить в подобной среде или в подобную эпоху, вовсе не отличаются возвышенным настроением духа. Чувством уничижения сопровождается каждый оборот их мысли, грусть слышится в их насмешке, скорбью отзывается их сарказм. Но что сказать об этих ничтожествах, которые с скаканием и песнями величаются тем, что в них все разрушается и гниет, и именно за то самое, что в них все гниет, претендуют на звание обновителей жизни и героев прогресса?
