Все эти сияющие аргументы я выдал Фёкле под аплодисменты Аристотеля из глубины веков. Моя подружка дважды моргнула.
«Ты не знаешь, где здесь девственность теряют?» — обнулившись, повторила свой вопрос Фёкла.
Возможно, при другом раскладе, если бы это была не Фёкла, мы нашли бы для ее проблемы элегантное решение. В конце концов, я бы мог предложить ей свою неочевидную кандидатуру: ну, а что такого, если оглушенная динамитом весны и юности рыба сама плывет к берегу в руки.
Вообще-то, Фёкла была весьма эффектной девушкой, высокой и лохматой. Глаза у нее иногда лучились, как колчедан. Такое тихое дыхание углей задремавшего костра: огня не видно, но он угадывается.
У моей подружки была всего одна проблема, которую однажды довольно точно сформулировал наш общий знакомый:
«Фёкла классная, но с пулей в голове».
Роман с ней — это пикник на Этне. Вулкан вроде бы дремлющий, но зад припекает, и шашлык зажаривается прямо в кастрюле.
То есть подыскать пару этому лохматому танку было той еще задачкой. Но я знал, что Фёкла не отстанет.
Под луной существовало лишь одно место, где Фёкла могла бы легко решить все свои проблемы: знаменитый квартал красных фонарей без красных фонарей и без квартала, форменное пекло для юных дев.
«Известно, где, — ответил я Фёкле, — в общаге».
Фёкла кивнула, развернулась и пошла. В общагу. У нее там были какие-то подружки. Как, в общем, и у всех нас: у каждого в общаге был кто-то, свой Харон, свой Данте, своя шенгенская виза в Амстердам. Мне даже показалось, что Фёкла на прощание исполнила мне реверанс.
Подруга ушла в разврат, в чем была. А была она не очень: джинсы, бесполая кофта без грудей. Хотя, о чем вообще речь, это же общага: одежда никогда не имела там никакого значения, во всех смыслах.
Всю ночь я не спал, грыз ногти и смотрел на часы. Перед рассветом я задремал, и мне приснился ровно один короткий сон: полчища татаро-монголов во главе с Чингисханом гонятся за моей перепуганной Фёклой, несмотря на ее бесполую кофту…
Мобильных телефонов в то время еще не было, зато был мобилен я. В девять утра я уже торчал перед первым гуманитарным корпусом в ожидании своей подруги. Я всматривался в людской поток, взглядом выискивая носилки: по моим представлениям, Фёклу должны были принести из общаги именно таким образом.
Фёкла появилась только к одиннадцати, сонная и какая-то особенно лохматая.
Увидев меня, она сразу все поняла.
Фёкла улыбнулась, не то майскому солнцу, не то моему взъерошенному тревожному взгляду, и сказала вместо приветствия:
