Такое явление, как «разговорчики в строю» наш командир в принципе допускал, но требовал от нас, чтобы мы даже между собой говорили по-иберийски. Поначалу мы ворчали, но во время одной из коротких передышек между учебными боями он разжевал нам свою позицию. Как оказалось, его ни разу не волнует тот факт, что на непонятном ему нашем родном языке мы почти наверняка перемываем кости лично ему — в конце концов, то же самое делают и все остальные. Разве меняется суть оттого, что они делают это по-иберийски, а значит — шёпотом? Но в строю речь каждого должна быть понятна всем, и он хочет, чтобы мы как можно скорее овладели языком в полной мере. Это было и в наших интересах, так что все наши возражения отпали сами собой.
В целом, сравнивая нашего начальника с отечественными отцами-командирами, мы не могли не отметить, что дрочит он нас исключительно по делу, а никакой идиотской муштры по принципу «чтоб затрахались» у него нет и в помине. И, в отличие от «родного» армейского командования, Тордула мы зауважали по-настоящему.
Готовили нас, конечно же, «не просто так, а по поводу». На четвёртый день досточтимый Волний устроил нашему отряду смотр. Кроме нас, четырёх арбалетчиков, он состоял из десятка пращников-балеарцев и двух десятков копейщиков с овальными щитами покрупнее наших маленьких круглых цетр, но помельче римского скутума.
Копья были тоже не особо длинные, как раз для подвижного боя, а у большинства имелись и дротики, в том числе и цельножелезные — саунионы, при виде которых нам стало понятно, откуда растут ноги у пилума римских легионеров. После смотра и показательного учебного боя, которыми старый этруск остался доволен, его управляющий роздал каждому по серебряной монете — в качестве премиальных за хорошую подготовку, а Тордул дал всем «увольнительную» на остаток дня.
Иберы, кто не был женат или не имел постоянной подружки не слишком тяжёлого поведения, направились в известную им местную забегаловку, имея целью недорого нагрузиться вином и совсем бесплатно подраться с финикийской матроснёй. Володю с Серёгой, прознав о полученной ими премии, бабы снова раскрутили на шопинг, а мы с Васькиным решили просто прогуляться. За предместьем располагалась небольшая речка, а за ней — бедная рыбацкая деревушка, в которой по словам управляющего из-за конкуренции со стороны гораздо лучше оснащённых и имеющих превилегии финикийцев и благополучные-то семьи едва сводили концы с концами. Депрессивный район, если говорить современным языком. Будучи при мечах и кинжалах, мы могли не опасаться приключений с местной шпаной, зато кое-какие иные приключения, если повезёт, могли наклюнуться. Характер этих желанных для нас приключений диктовался самцовым инстинктом, не очень-то удовлетворённым за дни сидения в лесу, а теперь и вовсе раздраконившимся при виде не слишком тепло одетых баб на гадесском рынке. Как искать понятливых и сговорчивых, тоже особых сомнений не вызывало. Понятно, что и в депрессивном районе таковы далеко не все, но в общей массе всегда найдётся и такая. А искать, естественно, на водоёме, куда бабы ходят за водой или постирать тряпьё, да и не только тряпьё. В отличие от греков с римлянами, здешний народ не знал общественных бань, и свои гигиенические проблемы решал проще и естественнее…
