Он заявлял, что с женщиной вообще не о чем поговорить, она может трещать только о том, какие сапоги себе купила и какая же соседка Валя дура Я мысленно меняла сапоги на штуку для машины которую он недавно раздобыл, вместо Вали подставляла имя его начальника и честно пыталась увидеть разницу – но тщетно. Он напоминал мне девчонку, которая самозабвенно часами крутится перед зеркалом, не зная, с какой стороны присобачить себе бантик, а я была тем самым отражательным предметом интерьера. Но я и сейчас не могу его в этом упрекать: это было действительно самозабвенно и очень искренне. Он говорил, а я слушала, он мог часами говорить, а я – часами слушать.
Я чувствовала себя девочкой по вызову, приезжающей два раза в неделю обслужить клиента за тарелку супа. Ну, или смотрителем зоопарка, приходящим сварить этот самый суп, помыть гору посуды и пол (ненавижу песок, прилипший к ногам) и побыть игрушкой для дикого животного, озлобленного и уставшего. Я обожала его, но даже от моего кота исходит больше душевного тепла: тот хотя бы умеет мурлыкать.
У него не было никакого желания проявлять в мою сторону симпатию. Он был по отношению ко мне совершенно пуст, у него не было для меня ни ласки, ни доброго слова, ни подарка, ни заинтересованности, ни энергии, ни положительных эмоций ни заботы, ни участия в моей жизни. Только требования удовлетворять его потребности, желание самоутвердиться, агрессивно-болезненная реакция на слово «компромисс» и навязчивый страх, что его хотят «прогнуть» и «поиметь». Он мне нравился, но его отношение ко мне – нет. Я не знаю, был ли он таким только со мной, или со всеми девушками, или с людьми вообще. И был ли он таким всегда, или стал в последнее время, и будет ли потом. Поэтому не мне судить, но другим я его не видела и не знаю.
Он часто сверлил мне мозг, причем выбирал для этого самые «удобные» моменты: например, когда я оставляла у него в квартире вещи, и мы шли гулять – ведь я не могла просто развернуться и уехать без них домой, – или когда было поздно, мне хотелось спать и не было сил отбиваться от обвинений и спорить. Его любимая мозгодолбалка называлась «все бабы дуры», вначале меня эта чушь возмущала, затем смешила, но под конец начала раздражать. Все бабы дуры? Ну и каково это – быть сыном дуры?
Он часто бил меня словом, считал, что нападение – лучшая защита. Разве можно видеть противника в наивной девушке, которая младше на 8 лет и у которой тонкие руки с эльфийскими пальцами? Он мог запросто мне что-нибудь сломать или подарить путевку на тот свет. Но он почему-то меня боялся…
