Один год из жизни Феникса / Прелесть декаданса
Зима-весна:
В смирении опустив крылья, я перестало плакать и сгорело заживо – было не очень больно…
я обнаружило себя лежащим в позе эмбриона и погруженным в сферу мыслей, лишенную эмоций, – отгороженным от внешнего мира грубой оболочкой;
какой же это был неожиданный подарок на Рождество, мне было тепло и уютно под крылышком у моего ангела-хранителя, но я не забыло, кто он такой;
и дело не в том, что я было не в себе, – просто я слишком ушло в себя;
убедившись, что мой разбитый всмятку мир не стоит и выеденного яйца, я отбросило в сторону шелуху и вышло из своей скорлупы – гаденышем который извивался от боли и придушил бы кого-нибудь в своих склизких объятьях, если бы не канун Пасхи…
Впервые за одиннадцать лет мои болезненно посаженные каре-зелеными ирисами глаза распахнулись навстречу солнцу…
Лето:
Я потеряло десять лет жизни или просто стало на десять лет моложе – это не очень много;
трудно поверить, что за такое короткое время эта девочка зарыла больше половины своих талантов в землю на Поле чудес в Стране дураков;
но если пораскинуть мозгами нейронные сети, то можно кое-что припомнить:
в раннем детстве я исступленно желала научиться летать, позже – стать сумасшедшей, еще позже – научиться писать так, чтобы мне самой нравилось, повстречаться с сатаной и добровольно умереть, а не так давно – забыть об этом всем, потому что…
но я и не догадывалась, что, раз за разом загораясь новой мечтой, я играю с огнем…
Феникс, откуковавший свое в Гнезде кукушки, пишет как курица лапой, пером Жар-птицы и птичьим молоком сирен, сгорая в Преисподней – перерождаясь в чреве Земли, – это было не очень трудно, но я совсем забыла, зачем же все это было мне нужно…
так стоило ли так давиться слезами? конечно, это был прекрасный способ упиваться жизнью взахлеб…
Предсмертная агония – это и есть жизнь, радуйся, пока можно, потом будет хуже…
Осень:
У меня был исчерпан лимит на слезы, от физической боли я начинаю смеяться, интересно, это прогресс или регресс?
я – моральный урод, каждое движение души причиняло мне боль, но с тех пор, как у меня натянутыми нервами лопнуло терпение, я пребываю в состоянии вечного душевного покоя; парадокс: чем безразличнее мне люди, тем больше я им нравлюсь, а самое главное – они мне;
практика мне дается намного лучше теории, тем более что нельзя жить по книге, какой бы хорошей она ни была, – у меня вызывают недоумение люди которые тычут меня носом в Библию; это замечательный учебник по этике, я не спорю, но что за страсть видеть в Творце бюрократа?
