— И…
— Вошел, а они мертвые…
— Зачем людей убил?
— Юрка, ты чего? — Старик горестно всплеснул руками.
— Тогда не ври.
— Дык я же и говорю…
— Иваныч, ты, откуда бы ни шел, так или иначе мимо окна сторожки не проскочишь. Ты обязательно бы заглянул. И увидел бы, что они мертвые, еще с улицы.
— Я в окно не заглядывал. — Дед порылся в кармане телогрейки и достал еще одну папиросу.
— А должен был заглянуть. И постучать. Вдруг спят? Нет?
— Нет, — отвернулся Иваныч.
— Давай, давай, рассказывай.
— Я не сумасшедший, Юрка, — с вызовом заявил старик и крутанул левый ус так, что он встал дыбом.
— Ну так кто спорит-то? — подбодрил с крыльца Юрий Григорич.
— Короче говоря, так, — резанул ладонью Иваныч. — Иду, а она там, за забором, со стороны кладбища стоит…
— В четыре часа ночи?
— Ну! Я поначалу к ней: кто, зачем? А как разглядел — бегом обратно.
— Что она там делала-то, в такой час на кладбище?
— Сказать по совести, ей там самое место.
— Да?
— Да. Это бабка была твоя, Юрий Григорич. Ульяна. Которую мы там и похоронили.
Замолчали глубоко, надолго. Шумел дождик. Табачный дым клубился вокруг лампочки, и бился в дыму одинокий крупный комар. Старик зябко передернул плечами, повернулся и решительно…
…потому что другого объяснения нет! — хлопнул по столу капитан Сапегин, и часы на запястье весело блеснули.
Было это поздним вечером. Гудящий свет люминесцентных ламп давил на глаза, бликовал на протертом до дыр линолеуме в кабинете участкового уполномоченного. Висел над столом портрет президента Ельцина, и капитан Федоров нет-нет, да и косился на него: вовремя не сменил, теперь уже поздно — Сапегин заметил и даже замечание сделал. Хмурился участковый, выслушивая версию следователя: логично выходило у него, складно. Сапегин сидел за столом, а хозяин кабинета расхаживал перед ним из стороны в сторону: от шкафа с папками и книгами до журнального столика с электрочайником и чашками.
— Но даже если и так, то почему все четверо ра-зом задохнулись? — нападал Федоров.
Участковый был толст и низок, с мясистым загривком, практически без шеи. Густые волосы коротко стрижены. Пухлые губы и нос картошкой делали его похожим на Карлсона из советского мультфильма — он сам это прекрасно осознавал, поэтому к закономерно приставшей кличке относился с пониманием. Хотя теперь, когда давно перевалило за сорок, Карлсон из участкового получался весьма потрепанный жизнью.
— Володя, они печь топили? — Сапегин нисколько не горячился, осознавая свою правоту.
