Андрей молчал, машинально сжимая в объятиях Анюту, не успевая следить за ее скороговоркой.
— И еще… — Анюта опустила глаза. — Я хочу, чтобы ты знал… Андрюша, я… любила этого Семку… Не по-настоящему, не как тебя… Точнее, я его не любила, а… как-то так получилось… Я сама не знаю, как…
— Ты, Семку?
— Я хочу, чтобы ты знал. Потому что все это было давно! Мне кажется, это не со мной было… Это… еще до того, как мы с тобой подружились. Случайно! Я сама не знаю, как произошло… А сейчас я люблю тебя, Андрей! И я хочу, чтобы ты знал про… Семку. Я тебя всегда буду любить, Андрей! Господи, да что я говорю! Я сама не знаю, что говорю! Я думала… Ты даже слушать не станешь, потому что любишь меня, а ты…
— Я не хотел! — крикнул Андрей. — Ты сама начала! Зачем? Зачем ты с ним? Значит, вот так же… как сейчас… с ним? Зачем?
Анюта молчала. Андрею сделалось не по себе от ее взгляда. Такое страдание, такая боль были во взгляде, а еще такая нежность, такая любовь… «Да за что же она меня так любит? — странненькая какая-то мелькнула мыслишка. — Зачем, дурочка, рассказывает мне про это? Неужели она не понимает…»
Анюта ждала, и Андрей прекрасно понимал, чего она ждет.
Андрей закрыл глаза, попытался вызвать в памяти образ прежней — грациозной, золотоглазой, яблонево-яблочной — Анюты и… не смог. Той Анюты как будто уже не существовало. Нынешняя же, глядящая на него с мольбой, была… чужая! Это произошло так быстро, а главное, так окончательно, что Андрею даже сделалось стыдно. Точнее, не стыдно, а неудобно, он чувствовал себя вынужденным быть с Анютой невежливым. «Как же объяснить ей, что не в Семке, не в Семке дело, а… в ней? Я придумал ее! — Андрей удивленно вглядывался в новые, незнакомые черты. — Я придумал ее, как и многое другое. Чего ей от меня надо? Неужели она не понимает, что я свободен, совершенно свободен от… всего… а уж тем более от… нее».
Анюта ждала из последних сил.
Андрей понял: не сможет он ее обнять, произнести слова, которые она ждет. Преодолеть Семку, конечно же, ничего не стоило, не в Семке дело, куда страшнее были бы новые отношения с самой Анютой. О, какой лишней, чужой стала вдруг Анюта в его мире: в комнате среди старых книг и высоких шкафов, на даче под потолком-окном, на лужайке, где он рисовал акварели, в ЗИМе, летящем во времени и пространстве… Какой спокойной чистотой, какой свободой веяло от его жизни, и как могло все измениться, вторгнись туда Анюта со своей… — Андрей долго колебался, подбирая определение, и наконец, разъярившись, подобрал — грязью! Андрей почувствовал себя оскорбленным. Это его, его (а ведь он был готов ради нее на все!) оскорбляла Анюта, когда высматривала ночью прохожих на пустынной улице, когда спала… с Семкой, когда принимала от него проклятую коробку с шоколадом! Ведь приняла же она ее сегодня! Какая она жестокая, безжалостная, эта Анюта! Как мог он доверить ей белого волка, седого старца, рисующего коршуна? Как… смел с ней откровенничать? Да и вообще… любил ли он когда-нибудь Анюту? Перед ней ли стоял на коленях? Ей ли говорил, что сегодня — самый счастливый день в его жизни? А она только сегодня приняла от Семки коробку с шоколадом!
