— Поставить меня в неловкое положение? Дэни, я всегда гордился тобой! Я счастлив, дорогая. Мне теперь кажется, что я и не жил, пока ты снова не вернулась ко мне. Если хочешь, мы уедем из города, как только вернутся дядя Джимми с Лаурой.
Улыбаясь, Дэни подумала о доме, который для нее построил Брэнд. Дом, который перемешал их прошлое и настоящее. И их будущее. Будущее, которое не будет безоблачным, но оно будет наполнено любовью — любовью, которая будет длиться вечно.
— Поехали домой. Давай будем каждый раз возвращаться туда после окончания сезона, и когда ты уйдешь на пенсию, мы навсегда останемся там и будем воспитывать Дэйва и других детей, которые у нас еще будут.
— Ты уверена в своем решении? — Как бы сильно он ни любил Карендон, его покрытые красной глиной холмы, где прошло его детство, Дэни он любил больше. — Это то, что ты хочешь, или думаешь, что это сделает нас счастливыми?
— Нас обоих. Всех нас. Отвези меня домой, любимый.
У церковного алтаря, который помнил далеких предков семьи Карендон, стоял Брэнд, держа за руку Дэни, и слушал седовласого пастора, говорившего о том, что они должны растить своих детей в любви и согласии.
Красные и золотые блики играли на лице Дэни, отражаясь от витражных окон. Брэнд перевел взгляд на беспокойного малыша, которого держала на руках его крестная мать Элейн, и его сердце наполнилось гордостью. Его маленький сын — плод любви к сильной красивой женщине, стоящей рядом с ним. Он был рядом с ней и дрожал от волнения, но не уходил, исполненный решимости стать свидетелем крестин того чуда, которое они вместе создали и которое появилось на свет две недели назад.
Теперь их семья была в сборе. Дэйв и Брэнд. Даже Ли Энн, сидевшая в первом ряду с Мэрил и Филом, вела себя вполне прилично во время крещения, потому что Брэнд пообещал ей, что после окончания обряда она сможет подержать на руках своего маленького братика. Это будет хорошей практикой для девочки — ведь ей придется вскоре заботиться о новорожденном. Фил позвонил ему вчера и сказал, что Мэрил беременна и их ребенок родится к Рождеству.
Его мать — ее серебристые волосы были, как всегда, безукоризненно уложены — сидела на церковной скамье на почетном месте, там, где впервые сидел один из ее предков еще перед Гражданской войной. Она была все еще немного чопорна, но уже постепенно сближалась с ними. С тех пор как Брэнд привез Дэни обратно, Элеонора сделала все, чтобы окружающие признали ее невестку, и приложила к этому столько же стараний, как и тогда, когда настраивала жителей города против нее. Когда он впервые положил ей на руки Брэнда, из глаз ее полились слезы радости.
