Распутин первым добежал до дверей. Крикнул:
— Тут никого нет, замок висячий!
Соколов цыкнул:
— Чего орёшь, блаженный? Заглянем в дом, коли пришли.
Сыщик подёргал замок и петли. Вытащил уистити — что-то вроде трёхлопастной вилки, минуту-другую покрутил — замок был у сыщика в руке.
Они вошли в дом. Тишину нарушало лишь громкое тиканье больших напольных часов, стоявших в гостиной, да сладко мурлыкал жирный кот.
Распутин огляделся:
— Дух жилой, вон посудины винные стоят, а вот и полбутылки кагора… Самый раз, дай-кось освежусь!
— Я тебе освежусь! Поставь на место. Последний раз говорю: не шуми! А то опущу в погреб до пришествия хозяина…
В просторной гостиной всё было тщательно прибрано. Персидский шёлковый ковёр, устилавший пол, тщательно вычищен. В шкафу горкой сияла посуда.
Соколов удивился:
— Гершау какой аккуратный! Не всякие женские руки сумеют такой блеск навести, а к нему служанки убираться сколько дней не ходят!
В кресле-качалке был брошен плед. На пледе лежал в красном переплёте увесистый том. Соколов взял его в руки. Это были роскошно изданные Маврикием Вольфом детские рассказы Чарской.
Сыщик вновь удивился:
— Полковник читает Чарскую? Невероятно! Это ведь для детей и барышень. С кем время проводит наш несчастный полковник, с кем утешается?
Соколов распахнул громадный платяной шкаф. Он был полон женских нарядов.
— Похоже, что Эмилия не бежала… — задумчиво сказал сыщик.
— Почему так думаешь? — удивился Распутин.
— Да потому, что женщина никогда такие роскошные одежды не бросит, с собой возьмёт. Надо тщательно дом осмотреть.
— Подымимся на чердак, может, там спряталась?
— На чердак обязательно полюбуемся. — Под Соколовым прогнулись деревянные ступени. — Только для какой надобности на чердачной двери замок висит, а? Очень удивительно! Так делает хозяин, когда не желает, чтобы домашние туда лазили. Стало быть, что-то скрывает от постороннего взгляда.
Распутин вошёл в азарт:
— Граф, да оторви ты замок!
— Зачем чужое имущество портить? Мы его нежно уистити. Вот, милости прошу, Григорий Ефимович проходи.
* * *
На чердаке царил идеальный порядок, всё с немецкой аккуратностью прибрано. В высокое застеклённое окно широкой струёй лился солнечный свет.
Сыщик внимательно огляделся.
Вдоль крыши стояли старинные сундуки. Соколов стал открывать крышки. Сундуки были набиты старинными французскими книгами в роскошных кожаных переплётах, семейными бумагами, пересыпанной порошком от моли одеждой ушедших эпох — фраками, бальными платьями, роскошными женскими шляпами, шёлковыми с рюшками чепцами и прочим, что десятилетиями оседало в каждой приличной семье.
