Тварь у порога | страница 19



Следующие два месяца были наполнены всевозможными слухами. Люди поговаривали о том, что почти постоянно видели Дерби, пребывающего в приподнятом состоянии духа и подчеркнуто приободрившегося, тогда как Айзенат почти не спускалась к редким посетителям их дома. Меня самого Эдвард посетил лишь однажды — он тогда на несколько минут заехал ко мне на машине, которую, как я понял, все же удалось доставить из Мэна, чтобы забрать кое-какие книги, которые ранее давал мне почитать. Я также заметил, что настроение его заметно улучшилось, сам он приободрился и делал долгие паузы в разговоре, явно чтобы придать особое значение той или иной уклончивой фразе. Было совершенно ясно, что пребывая в таком состоянии, он ни в коей мере не расположен обсуждать со мной какие-либо серьезные, тем более личные проблемы, причем от меня не ускользнуло и то обстоятельство, что он даже не воспользовался своим традиционным сигналом — три плюс два звонка, — когда звонил в мою дверь. Как и в тот вечер, когда мы ехали в моей машине, я вновь испытал смутную, но определенно неподдельную тревогу, объяснить которую был совершенно не в состоянии, а потому с явным облегчением воспринял его скорый уход.

В середине сентября Дерби снова уехал куда-то на неделю, и кое-кто из наших общих старых друзей по колледжу стал смутно намекать на то, что он отправился на неофициальную встречу со скандально известным культовым лидером, недавно выдворенным из Англии и избравшим Нью-Йорк в качестве штаб-квартиры своего общества. Что до меня самого, то я никак не мог выбросить из головы ту нашу поездку из Мэна. Неожиданная и чудовищная метаморфоза, произошедшая тогда с моим другом, подействовала на меня слишком сильно, и я снова и снова пытался осмыслить случившееся, равно как и то ужасное ощущение, которое она вселила в мою душу.

Довольно часто люди перешептывались также о странных рыдающих звуках, доносящихся из дома семьи Дерби. Предполагалось, что голос этот принадлежит женщине, а некоторым молодым людям даже казалось, что плачет сама Айзенат. Слышался он весьма редко, причем создавалось впечатление, что вскоре после начала его словно насильно обрывали. Стали поговаривать даже о том, чтобы провести соответствующее расследование, однако эти разговоры вскоре поутихли, поскольку однажды на улицу вышла сама Айзенат, которая принялась оживленно и весело разговаривать со своими знакомыми. Женщина извинялась за то, что так долго отсутствовала, не виделась с ними, и как бы мельком обмолвилась о том, что с одной ее подругой из Бостона, гостящей сейчас у них в доме, произошел нервный срыв и приступ истерики. Саму эту подругу так никто ни разу и не увидел, однако после слов Айзенат все вроде бы успокоились и говорить больше было не о чем. Правда, вскоре кто-то внес дополнительные сомнения, утверждая, что пару раз слышал и отчетливо различил доносящийся из этого дома новый, причем уже явно мужской голос.