– Тебя, Степка, жадность сгубила. Через нее ты и себе жизнь сломал, и мне. Да чего уж теперь об этом говорить? И я не молодка, и ты вон седой весь. Знаю: нервы. Надо хорошенько подумать, что теперь делать?
– Надо поссорить Бориса с Кудряшом.
– Верно… – Мария Игнатьевна на минуту задумалась, а потом сказала: – А пусть твой племянник на Варе женится. Мы всегда хотели породниться.
– Да мы ведь не так хотели, – усмехнулся Дикой. – И потом: разве мы уже не родня?
– Об этом никто не должен знать, – отрезала Кабаниха. – А над моим предложением подумай.
– Чего тут думать? – махнул рукой Степан Прокофьевич. – Делай как знаешь.
– Мне нужна твоя помощь. Поговори с племянником.
– Борька откажется. Они ведь с Кудряшом теперь друзья.
– У денег друзей нет, – отрезала Кабаниха. – У Бориса безвыходное положение. И я знаю, как и чем его прижать.
– Что ты за человек, Маша? – тяжело вздохнул Дикой. – А меня жадностью попрекаешь. Тебе-то куда столько?
– Мне не деньги важны. Порядок должен быть. А кто в Калинове его удержит?
– Да хоть бы Ванька.
– Не смеши. Кудряш – человек непростой. Он уже сколько лет хочет у меня бизнес отжать? Знаю: по бумагам у него ничего нет. Хитрый, сволочь. Вот откуда у него деньги, а, Степан?
– А у тебя откуда?
– Пустой разговор, – сердито сказала Кабаниха. – Вижу, что самой все придется делать. Ну да ладно. Не в первый раз. Учти: я на твоей стороне. Слишком уж многое нас связывает. Ты знаешь, ради кого я это делаю. Хватит пить! – прикрикнула она, и Дикой испуганно отставил рюмку. – Расплатись, и я отвезу тебя домой, – велела Мария Игнатьевна.
Степан Прокофьевич тут же полез в карман за портмоне. Официант с любопытством смотрел, как грозный мэр, будто виноватый мальчишка, идет к дверям под тяжелым взглядом Кабанихи. Ну, сильна баба!
– Софье скажешь – дела обсуждали, – велела мэру Мария Игнатьевна, остановившись у глухих ворот особняка Диких. – Бизнес у нас. А с Борисом поговори.
– Хорошо, Маша, – покорно кивнул Дикой и вылез из машины.
В окнах первого этажа тут же зажегся свет.
– Иди, ждут, – усмехнулась Кабаниха. – Сонька, небось, боится, что ты по бабам пойдешь. А бревна в глазу не видит. Слава богу, никто не видит. Все, Степа, иди, – сказала она почти что нежно.
И Дикой встрепенулся. Воровато оглянувшись на свой дом, негромко сказал:
– Я к тебе как-нибудь вечерком забегу. Ты калитку-то не запирай.
– Я Глаше скажу – она встретит, – улыбнулась Мария Игнатьевна.
И медленно отъехала от дома.
