— Виктор Степанович. На секундочку.
— Заходи. — махнул рукой Барселонов. — Стул цепляй.
Шершавкин взял у стены стул и поставил его напротив стола Барселонова.
— Слышал, что у нас было? — спросил Барселонов.
— Нет.
— Бабу гипсовую видел?
— Конечно.
— Трусы у нее пропали. Прикинь.
— Кошмар. — делано восхитился Шершавкин. — Ищете.
— Черт его знает. А надо?
— Для порядка, обязательно. — ответил Шершавкин. — Виктор Степанович… Мне на недельку в Медвежий Бор. Вот так.
— Что такое?
— Бабка померла. Квартиру надо оформить пока сеструха не перехватила.
— Вот ты… Когда наешься… Все мало…
— Так ведь моя бабка.
— И сеструхина.
— Но и моя. Как так. За ради памяти должен расстараться… Виктор Степанович.
Шершавкин сделал жалостливые глаза.
— Убери их к лешему. — увидев это Барселонов замахал руками. — Неделя?
— Никак больше… — клятвенно прижал к груди Шершавкин. — У нас избирательная гонка. Сами знаете.
— Знаю. — Барселонов открыл выдвижной ящик стола и бросил на стол бумажную трубочку.
— Читай. Хочу знать, что думаешь.
Шершавкин развернул маляву, пробежал взглядом, аккуратно вернул ее на стол. После этого Шершавкин сложил руки и положил их на сжатые крепко колени.
— Виктор Степанович…
— Ну…
— Решать, конечно, вам…
Барселонов раздраженно стукнул по столу.
— Да не телячь, ты…
— Слон достаточно нужный человек, чтобы его уважить. — осторожно заметил Шершавкин и заторопился, чтобы забросать словами, как камнями, чтобы не осталось у Барселонова ни сил, ни желания что-то возразить.
— Как здорово все у нас проворачивается, Виктор Степанович. Если изберусь. В Москву пролезем, будь она не ладна… Зачем нам со Слоном раскардаш и палево.
— Палево… Ты феню не трогай, комсомольский.
Шершавкин сделал вид что держит в руках что-то тяжелое и с бережением поставил это на стол.
— Все. Видите поставил…
Замолчали. Барселонов спрятал фабульную бумажку в ящик.
— Я тебе зачем это сказал. — Барселонов закинул локти на стол. — Ты, Шершавкин, пока гешефт свой знаешь, кремень, не отрицаю.
— У нас выгода общая, Виктор Степанович.
— Потому и делюсь с тобой.
Лицо Шершавкина стало твердым и серым как у преподавателя информатики в областном вузе.
— Надо уважить Слона, Виктор Степанович. Нам это очень нужно.
— Специально так говоришь?
На мгновение больше чем нужно оставалось твердым лицо Шершавкина. Потом оно разлетелось в улыбке.
— Конечно, специально, Виктор Степанович. Что ж мы, звери? Это я так. Для дискуссии. Ну вы понимаете?
— Нет, Шершавкин, уже полсуток ничего не понимаю.
