В других случаях преобладают проявления повышенной истощаемости. Больной заторможен, медлителен, постоянно жалуется на «невероятную усталость». Все валится у него из рук. Даже если как-то с трудом удается втянуться в работу, он вскоре вынужден прекратить ее. Мимика крайне однообразная. Любая беседа утомляет, внимание быстро истощается. На лице постоянное выражение растерянности и беспомощности. Человек жалуется, что у него все вылетает из головы, потирает лоб, мучительно пытаясь вспомнить что-то, что ему нужно сказать или сделать.
На короткое время, чаще в середине дня, больной становится несколько более активным. Но это субъективное улучшение неустойчиво, и через 1—2 ч мы вновь видим измученного, утомленного человека. Тягостные, неприятные ощущения, идущие из внутренних органов, постоянная фиксация на этих ощущениях, разговор только о своем состоянии — все это создает подчас впечатление тяжелобольного.
Нередко наряду с повышенной возбудимостью и резкой истощаемостью отмечается стойкое понижение настроения. Человека ничто не радует, он вял, тосклив, неразговорчив, наводит на всех уныние и скуку. Однако если он чем-то увлечен, хотя бы на непродолжительный срок, то это тоскливое настроение может сгладиться, и перед окружающими предстает прежний человек. Прошла заинтересованность или вновь стало ощущаться утомление — опять появляются медлительность, монотонность, тоскливость, вялость.
В отдельных случаях воздействие психогенной ситуации может способствовать возникновению описанных ранее «больных пунктов» в коре головного мозга. Картина неврастении тогда дополняется особой, крайне повышенной эмоциональной реакцией на определенные психотравмирующие моменты, адресованные именно к этим «больным пунктам».
Так, у одного нашего пациента неврастения развилась в связи с длительным перенапряжением при срочном выполнении производственной программы. Дополнительной психотравмой послужил конфликт с начальством, так как в основном по вине больного пришлось переделывать часть готовой работы: находясь уже в состоянии невротического срыва, он допустил погрешности в расчетах, которые были выявлены только при окончательном завершении программы. Замечание, сделанное ему руководителем лаборатории в резкой и категорической форме, явилось для него добавочным «ударом», резко ухудшившим состояние.
Больной, в общем сдержанный и волевой мужчина, реагировал на замечание очень чувствительно: пытался что-то сказать в свое оправдание, заикался, плакал. В последующем, когда требовалась консультация с руководителем лаборатории, у него сразу начиналось сильное эмоциональное возбуждение. Речь становилась сбивчивой, он терялся, не мог связно и последовательно изложить ход своих расчетов. Это состояние сохранялось длительное время и прошло только после проведенного медикаментозного и психотерапевтического лечения.
