Снилось что-то яркое и горячее. Наверное, солнце. Осознать сон Онга не успела, потому что шум за окнами буквально выдернул её из блаженного забытья. Подскочив от неожиданности, она села на кровати, обхватив руками поджатые к груди ноги.
Пьяные голоса вразнобой орали что-то похабное. Кто-то затянул неприличную песенку, с первых слов которой Онга вспыхнула до корней волос. Сердце забилось бешено, отдаваясь в ушах гудящим шумом.
Над общим гомоном взлетел голос Вукола, разом обрезав нетрезвые выкрики.
— Лес ждёт вас, братья!
В подтверждение его слов Лес всколыхнулся волной сухого шёпота «ш-ш-ш-дё-о-о-от…». Ветер, улёгшийся с приходом Вукола и до этого молча выжидавший, взвизгнул, взметнулся и рванул по макушкам деревьев, подвывая тонко и нетерпеливо. Вслед за ним взвился единоголосный и до умопомрачения пугающий этим единством вой. Онга так и обмерла — началось! Ночь Обращения!..
Вой оборвался так же внезапно, как и возник. Несколько секунд до слуха Онги ещё доносился шелест сухой листвы, сминаемой массивными лапами бегущих вервов. Потом воцарилась тишина — глубокая, полуобморочная, как её страх.
Вскоре Вукол постучал. Трижды. Твёрдо. Уверенно. Не обратился, человеком пришёл!
Онга спрыгнула с высокой кровати и подбежала к двери. Лихорадочно провела по волосам — коса во время сна наверняка растрепалась. Но какая теперь разница…
С усилием потянула щеколду и толкнула дверь от себя. Вукол стоял на пороге, вперив в неё тяжёлый, сумрачный взгляд.
Онга замерла на вдохе. Боясь сделать что-то не то, деревянно поклонилась, повела рукой, приглашая войти, отступила к стене и застыла истуканом, ощущая лопатками холод, идущий от неё. Вукол хмыкнул и шагнул вперёд.
— Дыши давай, глупая! Сомлеешь ещё, а мне не нравятся полуживые женщины.
Закрыв дверь, он подошёл почти вплотную и потянул носом воздух. Ноздри его на мгновение хищно дёрнулись.
— Что ты недавно делала?
— Я… — Онга запнулась, ожидая чего угодно: удара, гневного окрика. Но он держался спокойно, молчал, и в его молчании не было ничего недоброго.
Тогда она набрала полную грудь воздуха и выпалила, по-прежнему избегая смотреть на него:
— Я купалась в русальей воде!
Вукол хмыкнул.
— Ну и молодец. Правильно сделала. Смыла старые следы и запахи. Русальей так русальей, я не суеверен. Сейчас ты пахнешь водой, собой и… — ноздри его снова дёрнулись, — кровью. Отворот делала.
Не спрашивал — утверждал. Онга пробормотала: «Да», чувствуя себя полной дурой. Он усмехнулся.
