— Ты был следопытом! — выпалил девичий голос.
Все обернулись на дерзкую. То была Искра, белокурая дочь рыбака Сияна. Подавшись вперед, она жадно смотрела на старика горящим взглядом. На щеках ее пылал румянец, а в распахнутых глазах танцевали крохотные льдинки.
— Я — не Отец, я — простой разведчик, — усмехнулся старик. — Лишь тот достоин зваться Отцом, кто родился в семье Отца. Не загонщик, не кузнец, не гончар, не каменотес, но только сын Отца и дочь Отца. Так повелось с тех пор, когда первые Отцы ходили по тундре, пророчествуя о Боге. Их избрал Огонь, дабы открыть людям глаза на истину. В их жилах течет особая кровь, напитанная чистотой верхнего неба и свежестью пещерных родников. Передавая эту кровь потомкам, они хранят тлеющее пламя веры, оберегая его от покушений мрака и холода…
Он поворошил в костре железной палкой с костяной рукояткой, и Огонь очнулся от дремоты, окатил собравшихся жаром, заплясал на угольях. Залоснились багрянцем лица ребятни, добрый бог засиял в их глазах крохотными льдинками, и необычайное благоговение охватило всех, будто здесь и сейчас они узрели Дарующего жизнь.
Но кто-то — кажется, Сполох — вопросил некстати: «А кто же тогда колдун? Может, он тоже — Отец, только со злой кровью?». И трепет развеялся, сменившись отвращением.
Старик задумчиво поковырялся в ухе и спросил:
— А видел ли кто детей у колдуна? Знает ли кто его жену?
Он помолчал, обводя слушателей взглядом бесцветных ввалившихся глаз. Те молчали. И тогда Пламяслав сказал, подняв заскорузлый палец:
— Лед, давший ему могущество, сделал его одиноким. Хочет ли кто такой участи?
И все сжались, устрашенные жуткой карой. Одиночество — незавидная участь. Даже для колдуна.
Старику была дана долгая жизнь и хорошая память. Волею Огня он застал время, когда люди еще ходили на тюленей. Он знал старые заговоры и непонятные слова, помнил древних Отцов и прежних вождей, он умел делать из веток зверей и птиц. Вечерами он приносил их в жилище, и они оживали: урчал медведь, наевшись свежих ягод, кричали казарки, высматривая место для гнезда, пели суслики, призывая подруг, билась в тенетах селедка. А еще он видел черных пришельцев.
Вдруг чей-то далекий возглас отвлек Головню от воспоминаний. «Эге-ге-ге-гей!», — разносилось над тундрой. Кричавший виднелся на самом окоеме, его фигура четко вырисовывалась в окружении серого неба — угольная черточка на меловой стене. Головня хотел было крикнуть в ответ, но осекся. Вдруг это — колдун? Прихвостень Льда горазд на всякие хитрости. Ему подделать голос — раз плюнуть.
