Я смотрю.
Но, папа, я понятия не имею, что это. Это может быть что угодно, хоть послание с другой планеты. Но я знаю, что для мальчика его записи что-то значат, и наверняка так оно и есть. Поэтому я снова смотрю на камни, и вот что я вижу: звезды, узоры, цветы, завитушки, они пересекаются, набегают друг на друга, и у них нет конца и начала. Но я все равно не могу уловить сути, возможно, потому, что пытаюсь увидеть то, что имеет наибольшее значение. Так я всегда поступаю, а потом уже соединяю понятные мне вещи с непонятными. Возможно, в этом все дело. Возможно, эти письмена вообще недоступны моему пониманию, возможно, они служат отражением сознания мальчика. Волшебный ковер, на котором изображены земли, в которых я никогда не бывала, и истории, которых я никогда не слышала. Это – его надежды и мечты. Так что, возможно, я и не должна понимать, что это. Может, я просто должна поверить.
А еще, папа, эти картинки, хоть они и не закончены, очень красивые. Да. Эти истории подходят к самому краю и обрываются, срываются вниз с камня, просто исчезают. Может быть, так оно и должно быть. Может быть, в нынешние времена этого вполне достаточно.
Хотя, могу предположить, что, если бы в сарае было больше камней, историй тоже было бы больше. Но камней больше нет. Не здесь. Не сейчас. Сейчас есть только этот момент в сарае. И есть рисунки, которые мальчик, похоже, предлагает мне как подарок.
Поэтому я просто говорю ему:
– Спасибо.
Какое-то время мы просто сидим.
Мальчик.
Я.
Изрисованные сажей камни.
Мы пьем остывший чай из чеснока. Съедаем последние намокшие крошки хлеба и сыр из моего узелка. Костер хороший – горит без дыма. Такой дронам труднее засечь. Я кладу металлические дверные петли в угли – когда огонь погаснет, они еще долго будут удерживать тепло.
Темнеет. Мальчик встает, подходит к своим подвешенным на гвозди штанам и достает из кармана камешек-соску. Потом возвращается к костру и сворачивается на земле калачиком спиной ко мне. Я слышу, как он сосет камешек. А вскоре слышу по его дыханию, что он заснул.
Мальчика можно укрыть куском пластикового мешка, но среди ночи на него может попасть искра от костра, и он начнет плавиться, поэтому я отказываюсь от этой идеи. Было бы лучше, если бы я сама его согрела. Легла бы у него за спиной и поделилась бы своим теплом. Мне и самой так было бы теплее, но я не могу. Не думаю, что после того, что случилось в пустыне, я смогу когда-нибудь пойти на телесный контакт с другим человеком.
