Ренессанс. У истоков современности | страница 68



Показателен в этом отношении эпизод из жизни доминиканских монахинь Кольмара, описанный в начале XIV века Катериной фон Геберсвейлер, жившей в этой обители с детства:

«Со дня Пришествия и в продолжение всего Великого поста сестры после заутрени шли в главную залу или другое место, отведенное для этих целей. Здесь они истязали себя самым жестоким образом, применяя самые разные средства для порки, пока их тела не покрывались обильной кровью, а звуки ударов бичей разносились по всей обители, услаждая Господа лучше всякой мелодии»[151].

И такие почти театральные сцены не были спорадическими проявлениями мазохизма. Существуют многочисленные документальные свидетельства, подтверждающие, что практика преднамеренного причинения боли, это наследие спонтанного кувыркания в крапиве святого Бенедикта, имела широкое распространение в позднем Средневековье. Демонстрации самоистязания превозносились как примеры исключительного благочестия. Святая Тереза, «хотя и таяла на глазах, секла себя хлыстами, причинявшими самую острую боль, часто обтиралась пучками свежей и особенно жгучей крапивы и даже, обнажившись, неистово перекатывалась с боку на бок в колючках». Святая Клара Ассизская «терзала свое алебастровое тело хлыстами сорок два года, и от ее ран исходил зловонный запах, наполнявший всю церковь». Святой Доминик каждую ночь полосовал свою плоть кнутом с тремя железными цепями. Святой Игнатий Лойола рекомендовал использовать плети с относительно тонкими ремнями, чтобы «боль пронизывала ткани, а не кости». Генрих Сузо, вырезавший имя Иисуса на груди, носил на спине железный крест с гвоздями и сек себя, пока не начинала течь кровь. Современница Сузо, монахиня из Цюриха Элсбет фон Ойе, хлестала себя столь неистово, что ее кровь летела на стоявших рядом людей.

Бесхитростная психика простого человека не могла не поддаться магии страстной убежденности и авторитетности духовных вождей. Верования и образ жизни узкого круга религиозных энтузиастов, мужчин и женщин, устранившихся от императивов пошлой повседневности, стали достоянием масс, побуждая к созданию обществ флагеллантов и вызывая периодические вспышки массовой истерии. То, что поначалу казалось духовным радикализмом, с поразительным успехом могло уже претендовать на ведущую роль в системе ценностей верующих христиан.

Конечно, человек продолжал жаждать удовольствий – традицию ветхого Адама искоренить было непросто. И в хижинах крестьян, и в роскошных палатах аристократии, и во дворцах прелатов, и за высокими стенами монастырей люди по-прежнему предавались возлияниям, чревоугодию, веселью, танцам и сексу. Однако никто из тех, кто обладал моральным авторитетом или общественным влиянием, не осмелился бы выступить с публичным оправданием всех этих занятий. И не из-за робости или страха. Концепция удовольствия лишилась философского прикрытия. Эпикур давно умер, и почти все его труды были уничтожены. А после того как святой Иероним в IV веке объявил о том, что Лукреций совершил самоубийство, прекратились нападки и на римского последователя Эпикура. О нем просто-напросто забыли.