Парижские дамы | страница 5
Какая смерть для капельмейстера, но довольно — и о самом маскарад-бале и об этом маскированном, отчасти приличном, всегда блестящем и иногда остроумном обществе — все это похоже отчасти на английский раут, отчасти на венецианскую ночь.
Здесь со времени введения канкана улетели навсегда и грация, и скромность, и остроумие.
Когда они возвратятся, без сомнения, будет найдена мера, которая будет удовлетворять всем вкусам.
Бал представляет две картины; зал переполнен танцующими, фойе наполняется интригами, которые всего больше происходят от 1 ч. до 5-ти.
Но увы! Интрига, по крайней мере на оперном бале, все более и более теряет свой букет. Подслушаем, например, разговор между тем молодым денди и этим красивым домино, которые только что повстречались.
— Здравствуй, Эрнест! — говорит домино.
— Здравствуй! — отвечает лев, — разве ты меня знаешь?
— Да, — ведь ты живешь на Гельдер-штрассе.
— Верно, я хотел переехать оттуда, но не нашел другой квартиры.
— А зачем же ты хотел переехать, милый повеса?
— Моя квартира беспокойна и мой камин дымит.
— Разве только поэтому? Узнал ты меня теперь?
— Сразу! Вы — мадам Д.!
— Ты ошибаешься!
— Нет!
— Да!
— Нет — сознайтесь, что вы мадам Д… Как поживаете?
— Сносно, если не считать насморка. Я сделала неловкость, что пришла сюда, но эти маскарады так заманчивы… Но мне пора! Вон, я вижу одного господина, которого мне нужно интриговать. До свидания!
— До свидания, мадам!
Какое блестящее остроумие! Стоит ли это труда маскироваться и говорить «ты» друг другу?
Несмотря, однако, на это, оперный бал составляет любимейшее удовольствие и восторг нации, выдающей себя за образованнейшую и просвещеннейшую в свете.
Этому любимому удовольствию парижан повредили несколько так называемые балы Шикара, акции которого были замечены на бирже и в которых приняли участие дети пэров Франции, первые театралы, начинающие дипломаты, ветошники, скульпторы и делатели гипсовых статуэток, исторические живописцы и живописцы вывесок, писатели и музыканты: все они братались и обнимались между собою как старые друзья, тогда как в предыдущий вечер они еще не были знакомы, а на другой день после объятий старались не узнавать друг друга.
Наступил вечер, загорелся газ — солнце современного карнавала. Маскированные, пообедавши, садятся в свои экипажи и катаются при свете факелов до тех пор, пока не приблизится праздничный час бала.
Полночь.
Весь Париж поднимается, как один человек. Изо всех улиц, изо всех дверей, со всех лестниц и этажей появляются новые маски. Слышатся дикие крики, кошачья серенада, собачий лай, завыванье волков и шакалов, перемешанные с лошадиным ржанием, со стуком десятка тысяч карет, со звуком рожков и труб.
