-Но ведь людей нельзя бросать на пол пути! - вскричал Лазарь и метнулся вырвать из рук Михалыча портфель с важными бумагами. - Русские всегда плохо жили, а был шанс дать им пищу, которая важнее каши с маслом...
Михалыч рассмеялся и стал махать руками.
-Да что ты мне мозги морочишь, дурачок деревенский! Хочешь чтоб я всю Россию кормил? Твоя духовная пища нужна только попрошайке у метро: ему деваться некуда, вот он и будет Бога искать как слепец - свет. А мне благополучие, комфорт нужен! Я хорошо и красиво жить хочу! А ты не хочешь?
Лазарь молча принялся садится в вертолёт. У него пропало всякое желание разговаривать.
Сын Михалыча Никита, насупившийся словно старый сом, показывая старцу полусогнутым пальцем в пол летательной машины, набиравшей высоту, тоненьким голоском говорил:
-Папа послал всех в жопу.
Бегущий казнокрад, заглушая нервический смех, оправил на ребёнке рубашонку и произнёс:
-Не в жопу, малыш, в крым-тара-рым!
Глава 8
Когда обвитый горячим воздухом вертолёт экс-губернатора коснулся площадки международного аэропорта Владивостока, Лазарь полузакрыв лицо газетой, совсем впал в прострацию: ему чудился город, окружённый дымом и пламенем, и дикий ор обезумевших глоток взывал к небу о спасении.
Состояния потери перспектив ещё более усилилось, когда он уже сидел в автозаке, в окружении двоих мордоворотов в форме полиции. Глубокие морщины разрезали усталое лицо Лазаря, превратив его в некое подобие маски вуду.
Через четыре дня, которые старец провёл в СИЗО, время удивительно нахально выпивало его соки, терзая струны души высокомерным обращением надсмотрщиков и сидельцев камеры. Один, с наколкой профилей Ленина и Сталина, обходя всякий раз как планер вокруг Лазаря, цедил сквозь жёлтые зубы: "Мать его...а ну его к собачим..."; эти гнусные слова повергали Лазаря в нестерпимый трепет, от чего тоска и жалость к себе самому сменилась страхом потерять управление над своим телом.
В кабинете у следователя, на подоконнике которого мухи смело сделали место последнего упокоения, старец, высморкавшись в платок, составлявший всё его богатство, мыслил как человек, потерявший надежду быть свободным: он улыбался невпопад, тихо говорил и везде вставлял шальное "Спасибо!" Чистосердечное признание, однако, он отказался подписать, не зная за собой никакой вины.
-Но это же Вы спалили усадьбу нашего губернатора - утверждая истину, говаривал несколько раз лысый следователь, туша в пепельнице вонючие сигареты.
