— …До сих пор только пастуху-цыгану строили дом всей общиной, да ведь у него двенадцать человек детей на шее… Зато и он в долгу не остался: пятеро сыновей на кирпичном заводе работают. А эта шлюха ловка, нечего сказать! Дом ей отгрохали со всеми удобствами, будто барыне какой, — я бы, например, нипочем на такие подачки не согласилась! — а она на все готовенькое привела проходимца какого-то. Между прочим, в тот дом и мои денежки вложены, да и ваши трудовые тоже… А она подцепила бандита с большой дороги, и теперь голоштанник этот все имущество Яни Буркали к рукам прибрал, худо ли ему живется — как сыр в масле катается… Вот помяните мое слово: он еще перережет глотку кому-нибудь, с такого бандюги станется… Не зря мужики в корчме грозятся, что вдове это даром не пройдет…
У Жофии щеки горели, как от пощечин; неловко было, что она нечаянно подслушала чужой разговор, но теперь по крайней мере стало ясно: селу известна ее тайна. С этого дня Жофия замкнулась в себе, работала молча, сама ни с кем не заговаривала, да и к ней больше не обращались с вопросами: «Как ты? Как тебе живется? Что детишки, подрастают?..»
Виктор, молодой агроном, сторонился ее, и Жофия не знала, из ревности или от презрения к ней.
Как-то раз, когда Жофия зашла в ясли за ребятишками, воспитательница, с которой они когда-то вместе учились в школе, увлекла ее в сторонку и встревоженно зашептала:
— Сегодня заходил Кирайфёльди, районный врач. Это, говорит, нетерпимое положение, что воспитанников на десять человек больше, чем законных мест. В корне неправильно было принимать детей, когда матерям пока еще положен оплачиваемый отпуск. Могли бы и дома посидеть с ребенком.
— Меня это тоже касается? — спросила Жофия. — Но ведь он самолично дал разрешение, чтобы моих детей приняли вне очереди.
— Я напомнила ему об этом, — сочувственно ответила воспитательница. — Но он возразил, что тогда, мол, была другая ситуация. Тогда ты была одна, а теперь у тебя появился… сожитель.
— Мы поженимся… — вспыхнула Жофия.
— Есть, говорит, и другие женщины, которые с радостью вернулись бы на работу, — продолжала воспитательница. — И пользы от них было бы больше, они могут не только в земле копаться…
— Кто, например?.. — У Жофии даже горло перехватило от обиды. Долгие недели после обрушившегося на нее несчастья доктор лечил ее от нервного расстройства, и даже после того, как ее жалобы на бессонницу, чувство страха, приступы истерии прекратились, заботливый страж здоровья время от времени навещал ее. Выходит, и его побуждениями двигало лишь мужское любопытство, мужская страсть!..
