— Мама Валя и дочка Валя неразлучны, — говорила мне Жульетта. — Право, если бы ей не приходилось отдавать мне девочку покормить, то я скоро начала бы сомневаться, чья она дочь: моя или ее?.. И, несмотря на это, она умудряется все-таки заниматься литературой, но переменила амплуа: начала работать в детских журналах и собирается через год-два выпустить сборник своих рассказов для детей.
— Да, мамочка много работает, — подтвердил Глеб. — И знаете, когда она пишет? Когда сидит в саду около коляски Вали. А вечером продолжает понемногу свою прежнюю работу в газетах. Но это ее уже мало интересует, осталась привычка, старые обязанности. А, в сущности, она вся поглощена своей Валей и всем, что связано с существованием девочки.
— Хорошая у нас мама Валя. Правда, Жульетта?
Она ответила ему светлой, радостной улыбкой.
Париж, 1912 г.
Повесть А. А. Морского Грех содомский — одно из самых скандальных произведений эпохи литературного увлечения пресловутыми «вопросами пола». Тот факт, что она не вошла в свое время в «обойму» критиков и исследователей наряду с Бездной или Саниным, произведениями Л. Зиновьевой-Аннибал и А. Каменского и многих, многих других, объяснить нетрудно: подобное произведение никогда не прошло бы цензуру. Автор сумел опубликовать его лишь в революционном 1918 г., и с тех пор повесть оказалась прочно забыта. Вновь извлекли ее на свет постсоветские издатели различных книжных серий с завлекательными названиями наподобие Секс-пир: Жемчужины интимной словесности или Фавориты любви. С 1994 года повесть переиздавалась как минимум трижды — в сборниках Тридцать три урода (М., 1994), Эротески (М., 2000) и Грех содомский (М., 2001) — и в последнем случае, как можно видеть, подарила всему сборнику свое имя.
Может показаться, что А. А. Морской зашел дальше других проповедников «половых свобод» 1900-1910-х годов. Однако тему кровосмесительной и запретной любви разрабатывал еще Ф. Сологуб в опубликованной в 1907 г. пьесе Любви. Морской явно опирался на эту пьесу — сравним хотя бы финальные слова сологубовской героини Александры («Скажи, я дочь твоя или нет? <…> Дочь! Что же, сожжем ветхие слова, которые нас разделили. Я хочу…») и описание Валентины Степановны Пикардиной в минуту рокового объяснения с сыном: «<…> она, бесповоротно решившая переступить грозную, хотя и давно обветшавшую грань».
Резонерство героев Греха содомского всецело соответствует тому, что подметил еще проницательный К. Чуковский в статье
