Он вылил воду из таза, в котором плавали мидии, очистил раковины от водорослей, вымыл их под краном и отнес на кухню. Затем свернул жгутом газету, чтобы разжечь огонь в печке, но отец сказал:
— К черту печку! Вскипяти электрический чайник, обвари их кипятком, мы и так съедим.
Пока Эруа возился с чайником, приятель отца включил радиоприемник.
— Последние новости… — проговорил диктор.
— К черту новости, поищи-ка музыку.
Он стал крутить рычаг настройки, пока наконец не напал на джазовую музыку. Мужчины стали притопывать ногами в такт навязчивому ритму. Эруа еще раньше заметил у отца одну странную особенность: когда они бывали с ним дома вдвоем и Эруа ловил по радио музыку, отец вечно рычал на него, требуя выключить приемник. Но когда являлся кто-нибудь посторонний, он всегда делал вид, что музыка доставляет ему удовольствие. Может, так оно и было на самом деле. Может, ему нравилась музыка только тогда, когда он бывал слегка навеселе во взрослой компании.
Эруа обдал мидии кипятком; раковины треснули и раскрылись настолько, что в щель можно было просунуть лезвие ножа. Он взял из буфета нож для мидий и сел за стол, мечтая поскорее приступить к еде. Но отец приказал:
— Давай еще хлеба.
Когда Эруа нарезал хлеб, намазал куски маслом и поставил сэндвичи на стол, половина мидий успела уже исчезнуть. Он схватил самую большую из тех, что остались, раскрыл створки раковины и высосал из нее сок. Черт возьми, как он голоден! Отец дал ему с утра полкроны на завтрак в школе, но он истратил их на леденцы и плиточку шоколада. Денег еще хватило на пакетик хрустящего картофеля, который он съел после уроков, но сытости он не почувствовал.
— Чаю хочешь, Джек?
— К черту чай! — Приятель полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда полбутылки виски.
При виде виски мальчик совсем пал духом. Когда отец пил пиво, Эруа знал, чего от него можно ждать, но когда тот пил виски, или джин, или еще что-нибудь из этих фасонистых бутылок, которые потом даже сдать нельзя было, трудно было заранее предвидеть, что может случиться. Эруа соскользнул со стула и тихонько вышел через черный ход во двор.
На дворе подморозило, холод пронизывал насквозь, и изо рта шли клубы пара, совсем как бывало, когда он учился курить. Он пересек улицу и остановился у фонаря, раздумывая, что ему теперь делать. Люди выставляли за дверь молочные бидоны — он слышал оловянное позвякивание монет. Вдоль улицы светились окна домов, и ему очень хотелось посмотреть, как живут там внутри люди, но шторы на всех окнах были плотно задернуты. Мимо проехала машина с шумной компанией, фары ярко осветили деревья у дороги.
