— Чем занимаются сегодня туземцы? — спросила Френсис.
— Молчат. Может, высыпали на палубу и любуются открывающимся видом.
— А не последовать ли нам их примеру? С нашей эксклюзивной и дорогой веранды видны только крыши складов.
— Почему бы тебе тогда не подняться на палубу. У меня есть кое-какие дела.
— Я тебя подожду. Могу наткнуться на соседей, от одного вида которых меня пробирает дрожь. Хорошо, что они нас полностью игнорируют, потому что так легко отвечать тем же. Я уверена, что сказала бы что-нибудь ужасно оскорбительное, если бы пришлось вновь заговорить с кем-то из них.
— Причина в этих пленках.
— Я не понимаю ни слова. Но пленки буквально излучают зло. И не надо смеяться. Я чувствую, что они — плохие люди, хотя ничего о них не знаю.
Хэнк подошел и осторожно, чтобы, не дай бог, не задеть накрашенные ногти, поцеловал Френсис в лоб.
— Могу себе представить. И я не смеюсь. Ничего смешного в этих сукиных детях нет. Я тоже не понимаю многое из того, что они говорят, школьный курс немецкого для этого не годится. Вроде бы существует какой-то план, который непосредственно связан с неким герром Доктором. Вроде бы мы знаем, о ком речь, хотя они ни разу не упоминали фамилии этого человека. Я не могу сказать, сколько часов разговоров этих краутов[10] записано на пленках, но мне хотелось бы как можно быстрее от них избавиться.
Хэнк уже складывал пленки с записями в пластиковый пакет, когда в дверь постучали. Они отреагировали мгновенно, по уже заведенному порядку, Хэнк закрыл чемодан с электронным оборудованием и убрал его в стенной шкаф вместе с пленками, Френсис отсоединила шнур от переходника, ведущего к микрофону, и нажала кнопку «Play». Каюту заполнил низкий голос Долли Партон.
— Одну минуту, — крикнула она в направлении двери. — Но мне не нравится стиль кантри, — прошептала она.
— Притворяйся, что нравится. На корабле шесть радиоканалов, но кантри они игнорируют. Все понятно?
— Само собой.
Он открыл дверь и увидел стоящего на пороге стюарда Роберта.
— Только что получена почта, сэр. Вам письмо.
— Благодарю.
Хэнк закрыл дверь, долго смотрел на белый конверт, отправленный из Гонолулу днем раньше.
— Ради бога, вскрывай! Письмо внутри, а не снаружи, любовь моя. — Френсис выглянула из-за его плеча. В конверте лежал один-единственный листок с шапкой отеля «Королевский гаитянин» на Вайкики-Бич. Текст состоял из одного слова и четырех цифр, напечатанных мелким шрифтом посередине листка: «Номер 1125».
