– Открывай, открывай! – Моя двухлетняя сестра Агнес в нетерпении нависла над столом, упираясь руками в скатерть, чем слегка раздосадовала нашу маму.
– Да, открой его сейчас! – Даже папа торопил меня.
Я погладила ленточку большим пальцем, а потом потянула за оба конца и развязала бант. Внутри оказалась записная книжка в блестящей красной коже, от которой резко пахло свежей краской.
– Ты можешь собрать здесь всех своих друзей, – папа улыбнулся, – всех, кого встретишь в жизни. Изо всех захватывающих мест, что ты посетишь. Чтобы никого не забыть.
Он взял у меня книгу и открыл ее. Под первой буквой алфавита он уже написал свое имя. Эрик Альм. А еще адрес и номер телефона своей мастерской. Номер, который недавно подключили и которым он так гордился. У нас дома до сих пор не было телефона.
Он был большим человеком, мой папа. Я имею в виду не физически. Совсем нет. Но казалось, для его таланта дом всегда был тесен, он словно постоянно уносился во внешний мир, к неизведанным местам. Мне часто казалось, что он не хотел находиться там, дома с нами. Он не находил радости в бытовых мелочах, не наслаждался повседневной жизнью. Он жаждал знаний и заполнил наш дом книгами. Не помню, чтобы он особо много разговаривал, даже с моей мамой. Просто сидел со своими книгами. Иногда я забиралась к нему на колени, когда он сидел в кресле. Он не возражал, лишь сдвигал меня в сторону, чтобы я не заслоняла слова и картинки, так захватывавшие его. От отца сладко пахло древесиной, а его волосы всегда были покрыты тонким слоем опилок, от чего казались седыми. Его руки были грубыми и потрескавшимися. Каждый вечер он смазывал их вазелином, а потом ложился спать в хлопковых перчатках.
Мои руки. Я с осторожностью держалась ими за его шею. Мы сидели там в нашем собственном мирке. Я следовала за его мысленным путешествием, когда он переворачивал страницу. Он читал о разных странах и культурах, втыкал булавки в огромную карту мира, которую прибил к стене. Словно бывал в этих местах. Когда-нибудь, говорил он, когда-нибудь он увидит большой мир. А затем он добавил номера к булавкам. Единицы, двойки и тройки. Определяя приоритет посещения различных мест. Наверное, ему больше подошла бы жизнь исследователя.
Если бы не мастерская его отца. Наследство, за которым нужно присматривать. Долг, который нужно выполнять. Он покорно шел в мастерскую каждое утро, даже после смерти дедушки, и вставал рядом со своим учеником в этом не менявшимся с годами помещении, вдоль стен которого тянулись штабеля досок, резко пахнувшие скипидаром и растворителем для лака. Нам, детям, обычно не разрешалось туда входить – мы лишь наблюдали с порога. Снаружи по темно-коричневым деревянным стенам вились белые розы. Когда лепестки опадали на землю, мы собирали их и окунали в миску с водой, так мы изготавливали собственные духи, которыми потом брызгали на шеи.
