Это была безумная поездка; позднее никто из них не мог сказать, зачем они ездили…
В Пярну сезон еще не начинался. Ветер гонял по улицам песок, море было зеленоватым и холодным.
Вечером пошли в ресторан «Балтика». В походке, голосе, манере держаться проглядывало желание отведать запретных плодов. Оркестр исполнял избитые мелодии… Утром, когда отправлялись в путь, Мартин сказал:
— Нахлещемся, как скоты!
Желающий дойти до скотства франт, вероятно, рассчитывал на кошельки своих попутчиков.
К сожалению, они были весьма тощими… Мартин рассердился:
— Ребята, так не пойдет. Это же черт знает что!
Но делать было нечего и пили то, что было. Вечер так и так не удался и напоминал скорее похороны, чем праздник… Эда и Аарне вышли. Весенние сумерки спускались над морем, с грохотом набегавшим на длинный пустынный берег. Голая, без листьев аллея вела к простору. Прохладный ветер освежал голову.
— Зачем мы здесь, Аарне? Как мы вообще сюда попали?
— Я не знаю.
У него было подавленное настроение. В первый раз за этот день он вспомнил об опасности, возник страх, которого он не ощущал в ресторанном дыму…
Эта экскурсия в нереальное могла обойтись им очень дорого…
Приближалась ночь.
— Посидим…
Они сели на большой гладкий камень и стали смотреть на море. Аарне осторожно накинул свое пальто на плечи Эды. Так они и сидели, два ребенка, но в то же время и два взрослых человека. Они заговорили даже о любви… У Эды были большие карие глаза. Аарне рассказывал очень тихо, как бы самому себе. Он говорил о своей первой любви, о волшебном времени, которое взрослые вспоминают с необоснованной иронией. А жаль. Ведь это годы первых свежих чувств, которые никогда не повторятся. Так они разговаривали. Ни словом не касаясь сидящего рядом. Возможно, в том, что они не совершили никаких глупостей, виновато было море.
Вернулись под утро. Дома соврали что-то о шефском концерте в совхозе Юленурме; все поверили, история уладилась без осложнений.
Той ночью Эда сказала:
— Мне хотелось бы стать счастливой… Возможно ли это вообще в жизни?
В глазах девушки дрожал отсвет моря. Он еще не знал тогда, что счастье — понятие очень сложное. Холодный ветер шумел в темноте. Семнадцатилетний юноша решил тогда, что он все сделает для счастья Эды. Он не знал, что иногда человек будто нарочно ищет несчастье, хотя ты предлагаешь ему счастье целыми охапками…
КОРНЕЛЬ КОНЧИЛ. Ему хлопали дольше, чем другим выступавшим, потому что он был учителем, окруженным особой атмосферой, так сказать «свой». Таких учителей немного, и их ценят, как великолепных психологов.
