Стараясь уловить момент, я попробовала повторить успех: поспорила со стихией, что передать мне вон тот горшок, не расколотив, он не сможет. И именно требуемое было у меня в руках. В точности то, что просила.
Решив, что отрубаться, так на месяц, я в такой же форме попросила тщательно, но без лишней грязи вычистить со всех сторон печь, а золу оставить на месте старой туалетной ямы.
Кушать хотелось уже зверски и я получила из подпола передать мне крынку молока и последний не съеденный пирожок, добытые в качестве результате проигрыша в очередном споре. Я ощутила, вполне четко, что стихия подаваном работать не намерена и это — исключительный случай.
К сведению я все приняла и отвалила, сидя в почти под самым забором на горке просушенной ветоши, треская добытый странным методом пирожок.
Готово все было уже после того, как светило встало в зенит. Вода, сама понимая, что дорогу размывать — плохо, удалилась куда-то за дом (я не стала проверять куда именно).
Войдя в дом я ахнула: чистота была такая, будто я в только построенный дом вошла. Окна сияли, все оставленные предметы были такими же сухими, какими я их последний раз видела, только чистыми. Дерево дома и мебели было светлым, чуть разнящихся оттенков, печь была белой, на которой темным пятном выделялась жарочная плита. В комнате, окрещенной мною гостиной было чисто, но мебель, похоже пришла в негодность. Я, конечно, изрекла сакральную мысль о прочистке воздухом, и мне даже помогли и на вид все стало не плохо, но проверять я не рискнула.
Комната родителей радовала и расстраивала всем тем же, пришлось снова обращаться за помощью стихии.
До самого вечера я без устали бегала по дому, развешивая занавески, расставляя и раскладывая все по своим местам, обустраивая мое жилище в соответствии со своими представлениями о комфорте. Самым последним я аккуратно расположила в прихожей комнатушке на единственной во всем доме одежной распорке мой плащ-беглец, еще раз восторженно проведя по нему рукой.
Наконец, я уселась ужинать. На чистую лавку, на чистой кухне, достав из прочищенного погреба, я поедала начатую ранее горькую капусту, сегодня показавшуюся мне деликатесом. Дом сиял со всех сторон, меня обуревал восторг.
Последние пол стакана молока, сама не знаю почему, я налила в новенькое блюдце и поставила на пол за печкой.
После этого, скинув рубашку и наскоро ополоснувшись снова откликнувшейся водой, я надела свежую рубашку и отправилась спать. А эту, в которой я вынужденно потела весь день, прополоскала вода, и я оставила ее сушиться на бечеве, которая раньше держала занавесочку, отгораживавшую место омовения.
