Дверь открыла мать. Ситра не видела гостя – его фигура была закрыта отворенной дверью. Она увидела только, как мать застыла в неподвижности, словно жилы ее мгновенно затвердели. Казалось – толкни ее слегка, и она, упав на пол, разлетится на куски.
– Могу я войти, миссис Терранова?
Тон, которым гость произнес эти слова, выдал его. Звучный голос, таящий саму неизбежность; голос, подобный гулу колокола, убежденного в том, что звучание его настигнет всякого, кто обречен его услышать. Еще не видя вошедшего, Ситра поняла: это жнец. Боже! Жнец явился в наш дом!
– Конечно, проходите.
Мать Ситры сделала шаг в сторону, чтобы освободить проход, – словно гостем была она, а не наоборот.
Жнец миновал порог, неслышно ступая по паркетному полу обутыми в мягкие туфли ногами. Его складчатая мантия была сшита из льняной ткани цвета слоновой кости, и хотя она почти касалась пола, на ней не было видно ни пятнышка. Жнецы, как Ситре было известно, могли сами выбирать цвет своей мантии – любой цвет, кроме черного, который не вполне, как считалось, подходил их службе. Черный означал отсутствие цвета, и это противоречило сути жнеца. Сияющие и просветленные, жнецы считались цветом и светом человечества – именно поэтому они и выбирались для этой работы.
Некоторые мантии были яркого цвета, иные более приглушенного. Выглядели они как богатые, струящиеся по воздуху одеяния ангелов, слетевших с картин мастеров Ренессанса – тяжеловесные и одновременно невесомые. Оригинальный стиль мантий, вне зависимости от вида ткани и ее цвета, позволял легко замечать жнецов в любой толпе, а потому без труда избегать встречи с ними, – если вы этого хотели. Многие же не столько уклонялись от такого рода встреч, сколько стремились к ним.
Цвет мантии мог немало рассказать о личности жнеца. Слоновая кость – не столь яркий цвет, как белый, и не так сильно бьет в глаза. Но даже это обстоятельство не позволяло забыть о том, кем был пришедший и зачем он явился.
Жнец откинул капюшон, из-под которого показались аккуратно постриженные седые волосы, скорбное лицо, раскрасневшееся с мороза, и темные глаза, сами по себе казавшиеся оружием. Ситра встала – не из уважения, а от страха. Потрясение было слишком велико. Она старалась сдержать прерывающееся дыхание, не дать коленям подогнуться. Ноги ее дрожали, а потому Ситре пришлось призвать на помощь свою волю и напрячь мускулы. Зачем бы ни пришел жнец, она не выкажет слабости.
– Можете закрыть дверь, – предложил жнец матери, и та подчинилась, хотя Ситре было видно, насколько ей не по себе. Пока дверь оставалась открытой, страшный гость, стоящий в прихожей, мог еще вполне повернуть назад. Теперь же он был действительно в их доме.
