— Ничего особенного не было. Удирал с вагонами от немцев. Удирал, пока было возможно и куда только возможно… Да, так… Везло, видно, мне все-таки, вот и добрался до Харькова… Оттуда уже с вашей помощью сюда.
Собравшиеся слушать его разочарованно покидали кабинет.
Он узнал, что театр его обосновался в большом городе Западной Сибири, занял помещение местного драматического коллектива, который на время войны был переведен в крупный заводской клуб.
— Вас там ждут, — сказали ему. — Когда узнали, что вы отыскались, да со всем имуществом, ну обрадовались!.. В общем-то, вы ведь, можно сказать, спасаете театр.
Его снабдили талонами на питание и обещали устроить на ночлег. Он поблагодарил и сказал, что хотел бы не откладывая начать добираться до театра. Ведь до него было еще так далеко. Потом спросил, можно ли дать срочную телеграмму дирекции.
— Конечно, конечно, — отвечали ему. — Мы постараемся связать вас с ними по телефону.
— Тогда, пожалуйста, и с Ленинградом. Там у меня жена.
От него не могло ускользнуть, что при этих словах те, кто был в кабинете, переглянулись.
— Попробуем позвонить в Ленинград. Дайте номер телефона.
— Знаете, я бы хотел поскорее двинуться дальше.
— Отправим скорым. Поезда на восток ходят нормально.
Аркадий Павлович забеспокоился.
— Я — скорым? А груз?..
— Товарной скоростью. Дадим сопровождающего… толкача.
— Нет, прошу вас… Я поеду с ними, с вагонами… Обязательно только с ними, товарищи…
Аркадий Павлович поднялся.
Но и в московском тылу имелись свои трудности. С городом, где разместился театр, междугородная станция обещала соединить только после семи вечера. Что касается Ленинграда, то все попытки дозвониться оказались тщетными.
Прошло немало времени и после семи вечера, а разговора с театром не получалось. На вопросы, когда же он наконец состоится, с междугородной следовал невозмутимый ответ: «Ждите, линия занята… Освободится — соединим…»
И он ждал, не отходя от телефона, в приемной, на широком клеенчатом диване. Минуло шесть, семь и десять часов, а ожидаемого звонка все не слышалось. Сменились секретарши начальства. Дневная ушла домой, и на ее место уселась вечерняя. Оказалось, в Комитете теперь работали до поздней ночи. Стучали пишущие машинки. Велись телефонные переговоры. Ходили люди с бумагами. Строгого вида женщина за секретарским столом объяснила, что в Москве сейчас далеко за полночь работают все наркоматы и главки и что именно ночью часто поступают приказы, требующие срочного выполнения. Это обстоятельство обрадовало Аркадия Павловича. Он мог спокойно дожидаться минуты, когда его соединят с театром. Однако чем дольше ждал, тем меньше оставалось надежды на сегодняшний разговор. Спектакль там уже должен был окончиться, и вряд ли кто-нибудь мог ночью ответить на московский звонок.
