Это неожиданное «Аркаша» едва не заставило Аркадия Павловича вскипеть, но, всегда умевший владеть собой, он выдержал взгляд бегающих глаз Белохвостикова и, словно не поняв его подлого намека, спросил:
— Ну а ты что, Гришка?
— Я?! Я тут с опереточным ансамблем был. В первый день все к Москве драпанули. А пан Белохвостиков, сам знаешь, не любит толпой. Он личность индивидуальная. Еще неизвестно, как что скроится… Ладно, Палыч, не скучай. Радуйся, что встретились, — и уже тихо, деловито продолжал: — Ехать тебе все едино некуда. Напрасны ваши старанья. Сам не пропадешь — от барахла твоего дым останется… В общем, слушай, имею капитальный вариант… Вагон с костюмчиками разгружаем… С кем надо — договорюсь. Ценное чохом реализуем. Недорого, понятно, придется — война! Но ничего, коммерсанты всегда найдутся. Башли пачками возьмем… Шутка ли, три пульмана… Расчет на паритетах: твой товар — моя фирма. А там запирай чемоданчик и дуй с тяжеленьким подальше… Кто тебе что скажет… Разбомбило — и амба!.. Ситуация — блеск!
Аркадий Павлович поднял голову и так посмотрел в глаза Гришке, что беспечность того сразу улетучилась. Захотелось ударить по этой хлопотливой роже. Стараясь сдержаться, Аркадий Павлович проговорил:
— Мерзавец!.. Ах ты подлец, коммерсант!.. Ну, сволочь…
Но с Белохвостиковым произошла новая перемена. Он деланно громко засмеялся и, похлопав собеседника по плечу, выкрикнул:
— Молодец, Аркаша! Советский человек. Пошутил я, понятно, извини. Проверить тебя хотел, Так, для смеха.
В следующий миг Белохвостиков так же внезапно исчез, как появился. Потонул в густой толпе барахолки, будто его и не было, а перед Аркадием Павловичем уже стояла толстуха в серьгах и, тыча в его кольцо пальцем, спрашивала:
— Не продаете, гражданин?.. Дам хорошо.
С купленными на рынке продуктами — булкой, сычугом и бутылкой молока — он спешил на станцию. Что будет дальше с грузом и с ним самим, представлял с трудом. По пути твердил про себя: «Ах, проходимец!.. Мерзавец!.. Шутил?.. Врет, не шутил, подлец».
Путь назад всегда будто ближе. Вскоре уже, перешагивая через рельсы, он шел к длинному товарному складу, за которым в тупике стояли его пульманы. Аркадий Павлович обходил высокую платформу, и тут… То, что предстало его глазам, было убийственней встречи с Белохвостиковым, страшней всего пережитого за неделю. Рельсы тупика были свободны. Пульманов не было.
Главный администратор ленинградского театра — человек стойкого характера, редко теряющий самообладание, — опустив чемодан на шпалы, готов был заплакать. Сумасшедшие мысли замелькали в мозгу, одна неправдоподобней другой. А если Гришка?.. Если он успел с кем-то договориться и угнать вагоны?.. Да нет, невозможно. Чепуха! Какая же лезет в голову чепуха!.. Но что теперь? Что теперь?
