Скоро в комнате стало душно. Безжалостные курильщики исполосовали воздух синим дымом.
Владимир Акимович и Зина вышли на улицу. Она набросила на плечи шинель, но шапку не надевала. Белович, напротив, надел шапку, но от шинели отказался, заявив, что простуды не боится.
Местечко, где задержался штаб, спало.
В темнеющих на склоне невысокого косогора домиках с островерхими крышами не видно было ни одного огонька. По небу плыли длинные лоскуты растерзанных облаков. Они то совсем скрывали полную веселую луну, то лишь заслоняли ее, и тогда казалось, что луна выглядывает из-за тюлевой занавески. Меж стаей бежавших облаков проглядывали звезды.
Прямо против крылечка, на которое вышли подышать Зина с Беловичем, темнела башенка костела. В верхнюю часть башни угодил снаряд, и четкий силуэт верхней арки был изуродован пробоиной в форме опрокинутой на спину буквы «с». Через арку и дыру от снаряда виднелись звезды и плывущие облака. Было совсем тихо. Только из-за закрытых двойных дверей доносился шум веселого застолья.
— Как хорошо! — сказала Зина, глядя на небо. — Будто в цветном кино. И войны, кажется, никакой нет.
Словно опровергая эти ее слова, за дверьми запели «Землянку», которую теперь пели часто и повсюду. Помолчав, Зина спросила:
— Владимир Акимович, кончится война, что станете делать?
Он ответил не сразу. Смотрел на бегущие облака.
— Не знаю. Работать, конечно. Надо, чтобы она еще кончилась.
Потом в свою очередь задал вопрос:
— А ты, Зина?
— Учиться, наверное, пойду. Что же еще?
— Надо, чтобы война закончилась, — повторил Белович.
— Кончится. К лету, — с неожиданной убежденностью заявила Зина и так же решительно продолжала: — Мы с вами останемся живы. Я знаю.
Он рассмеялся.
— Скажите, ясновидящая…
— Знаю, — упрямо отвечала Зина. — Я как скажу, так и бывает.
— Да что ты?
Беловичу стало совсем весело. Но Зина не смеялась. Она взглянула на него так, будто ждала, что он сейчас скажет что-то очень важное, необходимое ей. Свет, падавший из окна по соседству с ними — елку уже загасили, и горело электричество, — позволял разглядеть Зинино лицо. Глаза ее, поблескивая, выжидающе смотрели на Беловича. Она была хороша, очень хороша сейчас, и Владимир Акимович было уже хотел ей это сказать, но решил, что она может принять его слова за пьяное объяснение, и лишь проговорил:
— Идем-ка, а то и в самом деле простудимся. Болеть на войне совсем глупо.
Они возвратились в помещение. Встреча Нового года клонилась к концу.
