— Что я, без понятия, что ли! Аль кровь во мне другая? Будут пытать, вытерплю — у горна закалился… — принимая у Калинина большую пачку листовок, сказал он.
Думали, Василий ушел к паровозникам или судостроителям, а он разгуливал на базаре. Познакомился там с какой-то торговкой вареной печени и легкого.
— Эх, тетя, товар не знаешь, где сбыть? Шла бы к заводским воротам. Рабочие выйдут на полдник, сразу все разберут.
— Да где же это, родной?
— Пойдем, укажу. Только не жадничай, цену сбавь. Как звать-то?
— Матреной.
Он помог тетке перенести покрытый платком чугунок и посадил ее на скамейку невдалеке от проходной.
— Только вот что, Матрена, печенку и легкие надо завертывать в бумагу. Появится санитарный врач, может запретить торговлю.
— Где же мне набрать бумаги? Выходит, зря, касатик, ты обо мне пекся. Прогонит меня санитарный…
— Не бойся, с бумагой я тебе помогу.
Василий достал из-за пазухи пачку огневок, показал, как нужно завертывать чистой стороной, и пошел по мастерским: «У ворот дешевая печенка! Торопитесь, а то кончится…»
А торговка Матрена, осмелев, кричала:
— Ой, печенка лакома, на базаре плакала! Сюда пришла — своих нашла… На пятак — два кома!
Матрена быстро сбыла весь товар, а с ним ушли и листовки. Разохотившись, она и на другой день пришла сюда с чугуном. Но ее тут же забрали стражники.
В участке полицейский пристав, топая ногами, кричал:
— Где ты взяла эту проклятую бумагу? Тут говорится о свержении царя, о свободе и братстве!
— Сама не знаю. Нечистый попутал. Подсунули мне. Ахти, так вот и подсунули!
— Кто?
— Да такой маленький, плюгавенький, бородатый…
— Врешь, нечистая сила!
— Крест на мне.
— В тюрьму посажу!
— Что вы, родненький! Жить-то мне считанные дни. Прости! — Она повалилась к ногам пристава. — Неграмотная я, разве понимаю в бумагах? А за царя я поклоны бью перед богом. Как встаю и как ложусь, с колен шепчу: «Упаси, господи, царя и царицу…»
Через неделю Матрену выпустили, как глупую, непонимающую бабу, и она опять стала промышлять на базаре. Пришел как-то на базар и Василий.
— Могла бы тебя выдать, да пожалела, — сказала ему Матрена. — Сняли бы с тебя голову.
— Спасибо, — ответил тот. — Только это не я, кто-то другой.
— Скулы приметны. А в глаза кто тебе посмотрит, век не забудет. Только я сказала: невысокий да бородатый.
— Откуда ж бородатый?
— Во сне такого видела…
— Хорошие тебе, тетка Матрена, сны видятся… — усмехнулся Василий.
