— Кто из них заслуживает расстрела?
— Все. Любой, кто знал, что делает, заслуживает пули в лоб.
— Учредите трибунал, вынесите приговор, приведите его в исполнение там, внизу.
— Тише, господин генерал.
— Почему?
— Мне послышалось, подходят воинские части. Точно! Подходят.
Теперь уже отчетливо доносился топот сапог о мостовую. Совсем близко раздалась команда. Подразделение по инерции сделало еще шаг и остановилось. Снова команда. Сапоги затопали вразнобой. Загремели по лестнице.
Они ждали прислушиваясь. Все здание заполнилось отголосками шагов. Когда шаги приблизились к двери, Фромм сказал:
— Гляньте-ка.
Гербер отворил дверь. В коридоре было черно от эсэсовцев. Один из них схватил Гербера за грудки и затолкал в комнату.
— Что случилось? — спросил Фромм.
— Все по своим местам. Выходить запрещено! — рявкнул эсэсовец. — Приказ генерала Райнеке.
Это прибыли эсэсовцы из Лихтерфельде.
Фромм заставил себя улыбнуться.
— Наконец-то!
Герберу после толчка, полученного от эсэсовца, не по себе, он не отвечает на эту улыбку.
Минуту спустя дверь с грохотом распахивается. На этот раз эсэсовец входит в комнату, с ним еще двое.
— Сколько здесь? Двое? Сдать оружие!
— Я генерал Фромм, — с усилием произносит командующий.
— Генерал не генерал, Фромм не Фромм, сдать оружие!
Он похлопал Фромма по карманам, отобрал пистолет. Второй точно так же поступил с Гербером. Третий ждал, пока они кончат. Потом, в свою очередь, приступил к делу:
— Содержимое карманов на стол. Все блокноты, записки, клочки бумаги. Быстро.
Фромм, с багровым лицом, принялся опорожнять карманы. Не сразу отдал бумажник, но эсэсовец рявкнул: «Тоже, тоже!» — и Фромм подчинился.
Эсэсовец собрал бумаги, взял со стола скрепку:
— Фамилия?
— Я уже говорил. Фромм, генерал. Командующий армией резерва.
Эсэсовец написал кратко: Фромм. Взял бумаги Гербера. Потом заявил:
— По приказанию генерала Райнеке каждый задержанный в этом здании немедленно обязан подробно написать о том, что делал днем, с кем и о чем разговаривал, что писал, словом, все. Это должно быть сделано немедленно. Покидать свои комнаты не разрешается.
— Я тут случайно, — сказал Гербер. — Я из другой комнаты…
— Садитесь и пишите, — повторил эсэсовец, и вся тройка вышла.
Внезапно закудахтал громкоговоритель и послышался голос диктора, благоговейно оповещавшего:
— Немцы и немки, в ближайшее время к немецкому народу обратится с важным заявлением наш фюрер Адольф Гитлер.
У Фромма ничего не получалось с этой объяснительной запиской. Он вставал, делал несколько шагов по комнате, возвращался, подпирал голову рукой. Первое испытание было сокрушительным. Командир эсэсовцев не только не доложил ему о прибытии с подкреплением, но и вообще не показался. С ним обошлись как с одним из заурядных офицеров этого штаба, чья репутация еще нуждается в проверке. Он шипел от злости, припоминая, как обошлись те трое эсэсовцев с ним и с Гербером. Тот, видимо, догадывался о причинах раздражительности Фромма, ибо вдруг сказал:
