— Сдайте оружие! — Потом добавляет: — Я расквитаюсь с вами. Поступлю так, как вы поступили со мной.
Фон Хефтен пытается выстрелить в Фромма, но Штауффенберг мешает ему. Кровопролитие в данную минуту становится уже бессмыслицей.
Фромм продолжает реветь:
— Приказываю арестовать генералов Бека, Геппнера и Ольбрихта, полковников Штауффенберга и Мерца фон Квиринхейма, а также обер-лейтенанта фон Хефтена.
— У меня, в прошлом вашего начальника, — внезапно заявляет Бек, — вы, надеюсь, не потребуете сдачи оружия. Я сам сумею сделать выводы из этой трагедии. — Он берет пистолет и заряжает его.
— Прекратите целиться в меня! — кричит Фромм.
Бек начинает тоном воспоминания:
— Я думаю о давних временах…
Но Фромм перебивает его.
— Нечего теперь предаваться воспоминаниям. Поторапливайтесь, пожалуйста!
Бек говорит еще что-то, а потом на глазах у всех — стреляется. Но не падает на землю. Пуля вонзилась в потолок. У Бека только царапина на виске. Он шатается.
Фромм при виде этого кричит:
— Отнимите у него пистолет! Видите, он не в состоянии пользоваться оружием.
Бек пытается защищаться.
Фромм сводит свои счеты в ускоренном темпе. Прикидывается великодушным, но ему действительно очень некогда.
— Что касается вас, господа, — обращается он к остальным, — если хотите что-нибудь написать, то времени у вас остается в обрез.
Ольбрихт и Геппнер принимаются писать. Фромм покидает комнату, но через пять минут возвращается.
— Вы готовы, господа? — спрашивает он у пишущих. — Поспешите, иначе это сделается невыносимым для остальных.
А чуть погодя объявляет:
— По моему приказу учрежден трибунал. Он приговорил к смертной казни полковника генерального штаба Мерца фон Квиринхейма, генерала Ольбрихта, этого полковника, чьего имени я не желаю отныне знать, и этого обер-лейтенанта.
Обер-лейтенант Шлее со своими людьми уже под рукой. Фромм обращается к нему:
— Берите этого полковника, этого генерала с рыцарским крестом, этого полковника генерального штаба и этого обер-лейтенанта и приводите в исполнение приговор.
Шлее назначает лейтенанта Шади старшим, приказывает ему взять десять унтер-офицеров и расстрелять арестованных.
— Где? — спрашивает Шади.
— Где угодно, во дворе.
У Штауффенберга перестает кровоточить новая рана. Стремительный бег событий мешал их осмыслению. Он не боялся. Напротив, им овладевало некое нетерпение. Быстрая развязка освобождала его от пыток — и физических, и моральных.
Вокруг громыхали сапожищи, четверку арестованных уводили.
