- Но все-таки это была горилла, дорогой мой! - заметил Капелль, как всегда поучительным тоном. - Расскажи-ка мне про это! Нет надобности спрашивать, ты ли убил ее. Ты промахнулся бы и в бегемота в пяти шагах. Ну, выкладывай, что знаешь. Впрочем, это наверное какое-нибудь вранье!..
Смольдерс, близорукий как дюжина кротов и донельзя плохой стрелок, немного задетый за живое, колебался, рассказывать ему или нет.
Однако, ввиду единодушного и лестного для него желания аудитории - одного белого, двух туземных женщин, Ниангары под столом и Артура на столе - он набил трубку и начал свой рассказ.
- Не успели мы выйти из ворот Трезены…
- Как Трезены? Где это? - прервал его Капелль. - Ведь ты только что говорил про Килингу. Ты, брат, что-то путаешь…
- Ладно, ладно! Пусть будет Килинга! - продолжал Смольдерс, не моргнув глазом. - Итак, дело было в Килинге, если уж тебе так хочется. Тоже хорошее местечко, в самой глубине леса, у черта на куличках. Почта из Европы приходит раз в семь месяцев, если только вообще приходит!..
Итак, раз как-то около семи часов, когда стало уже почти совсем темно и мы пошли ужинать, раздались дикие вопли, доносившиеся из помещении, где жили солдаты. «Опять этот дурень, Джанду, бьет свою жену! - сказал спокойно начальник поста, толстый Вербек. - Пойдите посмотреть, в чем там дело? И проберите как следует этого молодца. Двадцать ударов кнута завтра, при перекличке!»…
Между тем вопли продолжались с еще большей силой. Вероятно, случилось что-нибудь серьезное. Поэтому, не теряя времени, я бросился бежать вдоль реки, по направлению к хижинам, окруженным небольшими садиками - тоже одна из фантазий Вербека - где жили женатые солдаты.
Там уже собралась целая куча народу. Женщины причитали, солдаты размахивали руками и все говорили разом. И, разумеется, между ногами взрослых путались негритята, эти маленькие чертенята, в поясах из белых бус. Словом, настоящая оамбула!..
Все это происходило перед одной из хижин, около большого костра. Растолкав любопытных, я увидел лежавшего на земле с истерзанным лицом, разодранной грудью и раскинутыми руками капрала Бенни Курмана, одного из наших лучших солдат, которого я сначала не узнал, до того он был обезображен. Он испустил дух в тот момент, когда я подошел. Рядом с ним лежало его ружье, тяжелое Альбини, столь же массивное, как старинный мушкетон, которое было сломано пополам и держалось только благодаря исковерканному и смятому стволу. Хорошая штука, нечего сказать!..
