А потом начались допросы. И снова не могу сказать, сколько дней они длились – мой инком отрубили наглухо. И не просто выход в корабельную или корпоративную сеть, а полностью. Даже метки часов не осталось. Даже красного мигающего индикатора работоспособности не было.
Сотни раз задавали одни и те же вопросы в различных вариациях, маскировали их в других вопросах, пытались поймать на противоречиях, кричали, вежливо беседовали, жестили, вкрадчиво лезли в душу. Следователи-женщины откровенно заигрывали и пытались совратить.
Хорошая все-таки у меня психологическая подготовка. Со знаком качества. Ни разу не сорвался. Хотя ребята старались. И девчата старались. А я на них не польстился. Я, оказывается, даже своим возбуждением управлять могу: она сиськи на стол вываливает, а у меня – пымс! – и глазки у девушки становятся обиженные-обиженные.
Мужик, попытавшийся провернуть такой же трюк (кто меня знает, а вдруг я – латентный пидор?), улетел в угол допросной от молодецкого пинка ногой в грудь. Не потому, что я вышел из себя или, упаси Звезды, оскорбился, а для ускорения процесса – у них там по плану, явно, должны быть побои, а они «не мычат ни телятся», время тянут.
Побои… попытались изобразить, да. Раз двинули в зубы для острастки – стерпел (ну, в этот раз как бы за дело, ага), другой. После третьего я остановил себе сердце. Откачали. Намек поняли. Больше не повторяли. И отказались от того, что «второй» охарактеризовал, как «пресс-хата».
Не давали спать, кололи нужные и ненужные препараты…
А препараты на меня – какой сюрприз! – действуют избирательно, вполсилы или не так, как задумывалось. Последнее чуть меня не убило, кстати. Какое-то хитрое зелье привело к приступу тахикардии, после чего сердце встало, и окружающие (несильно, к слову, взволновавшись) приступили к увлекательному процессу реанимации – благо, вся нужная аппаратура предусмотрительно была под рукой. В процессе удалось урвать аж десять часов сна. Сны у меня были… закачаешься!
Про «советника» и «второго» я ничего, разумеется, не рассказывал. Да как-то и разговора об этом не заходило, а втягивать себя в доверительную беседу «по душам» я следователям не позволял. О том, что головой об стену ударился – сказал, о проблемах с памятью – сказал. И это прошло на ура – то ли поверили, то ли посчитали моим способом уклоняться от неудобных вопросов, завязанных на остатки ментальных блокировок. А о моих непонятках с психикой им знать необязательно… Непонятки со «вторым» и «советником» – это наши, внутренние, дела.
