– Подобные обычаи воспринимаются со всей серьезностью в нашем мире, Аманда. Если хочешь стать его частью, не высмеивай их.
Явный намек на то, что «мой» мир слишком далек от «их» мира.
Я не знаю, что выпить, боюсь, что захочу в туалет, а в ближайшие три часа, как сообщил мне Руперт, выходить из зала нельзя.
– Почему? – интересуюсь я.
– Традиция, – как ни в чем не бывало отзывается он.
Ну конечно.
– Но если будет совсем невтерпеж, надо попросить разрешения у младшего сотрудника округа, – добавляет Скайлар.
Тоже традиция, как я понимаю.
* * *
Беседа за столом в ожидании ужина невероятно далека от меня. Руперт рассказывает о недавно родившемся ребенке («его зовут Максимилиан, а не Макс») и о том, как они с женой подыскивают новый дом.
– Амели не понравилось ничего из того, что мы посмотрели, вот в чем проблема. Спешить в таких делах не стоит, и мы решили арендовать жилье, пока не найдем идеальное место.
– Все верно, Рупс. Снимаете где-то рядом? – интересуется Флик.
– Да. Небольшой сельский домик, всего шесть спален. Земли хватает для лошадей Амели. Все очень просто. Уверен, что однажды мы найдем «тот самый» дом.
Народ улыбается, как будто это совершенно нормально – ждать дом будто чашку чая в кафе.
Нет у меня ничего общего с этими людьми.
Я бы предпочла есть в тишине, но Анжела громко заявляет о своих (надуманных) переживаниях по поводу речи на стуле.
– Ох, представляете, как будет стыдно, если я запнусь и придется говорить все сначала?
«Похоже, ты на это и рассчитываешь», – едва не добавляю я. «Шабаш» (отсюда и далее буду называть их именно так) хихикает и хором оказывает поддержку:
– Жела, не волнуйся, мы с тобой! Мы твои лучшие подружки!
«Жела» воспринимает все очень серьезно: она закрывает глаза, сжимает кулаки и, к изумлению Скайлара, который бросает на нее презрительный взгляд, драматичным шепотом повторяет свою речь. Руперт потакает Анжеле, ловя каждое ее слово, – видимо, хочет понравиться «ведьмам».
И Скайлар, и я ужинаем молча, не обращая внимания на шумную болтовню, принимать участие в которой не собираемся. Я смотрю на часы – только 20.37, значит, домой еще не скоро – впереди две перемены блюд и речи восьми барристеров, вступающих в округ. Ради этой профессии приходится жертвовать многим.
Подают новые блюда, вино льется рекой, гул болтовни становится все громче. То и дело раздаются взрывы смеха. В зале горят свечи, а потому неудивительно, что при таком количестве человек температура только растет (к тому же в соответствии с идиотской традицией двери в помещение должны быть закрыты).
