Таня прыснула в кулак, израильтянка хрипло расхохоталась.
— Когда стартуем, товарищ начальник?
— В семь утра, Танья. Проснешься?
— Без удовольствия.
Вместо ответа Хава неожиданно обняла девушку, похлопала по спине и быстро вышла. У неё оказались по-матерински теплые руки.
Выбраться из лагеря удалось без труда. Вахтенным у ворот в свой черед стоял душевед Венизелос, он всячески поощрял Танино увлечение фотографией. Девушке даже не пришлось ничего выдумывать, глянув на «Лейку», пожилой марсианин, ни слова не говоря набрал код и ворота медленно распахнулись. Таня надела лыжи и медленно побрела по покрытому корочкой наста снегу в сторону невысоких холмов, рассеянно разглядывая игру света и тени в полупрозрачном рассветном воздухе. Пару дней назад случилась первая оттепель, климатолог Шпарвассер говорил, что до весны осталось не больше пары недель и потепление станет столь же бурным, как и осенние заморозки. Даже если корабль стартует через два месяца, удастся увидать новую зелень и первые подснежники. А там и сильфы вернутся. С удивлением Таня поняла, что скучает по прелестным, золотоволосым созданиям.
Легкий рокот катера заставил её поднять голову. На мгновение сердце екнуло — вдруг сорвется, но нет — катер Хавы — когда-то аквамариново-синий, украшенный силуэтами звездных систем, нынче мятый и исцарапанный. Трап со стуком упал вниз, энергичная Хава высунулась в проход и махнула девушке рукой — отстегивай лыжи и подымайся. Лал Бадшан церемонно приветствовал девушку, та поклонилась, прижав руки к груди, словно йог. На физиономии индуса появилось выражение удовольствия, он словно музыкант пробежал пальцами по клавишам пульта. Катер коротко подпрыгнул и, набирая скорость, рванулся в сторону гор. Довольная Хава развалилась на сиденье, «кожа» чересчур плотно обтягивала её по-восточному грузную, расплывшуюся фигуру. С энтузиазмом она начала рассказ о невероятном кальмаре — ребята из Бриттского лагеря и вправду поймали какое-то редкостное чудовище, разумом оно естественно не блистало, зато выпускало облака чернил, похожих на кровь, имело шесть пар разнонаправленных глаз и два мозга.
Таня отмалчивалась. Анабиозка и беседы с врачом не смогли до конца развеять страх девушки, она представляла себе свирепые жвала гусениц и хищные педипальпы, жгучую слизь, которая разъела лицо. Она боялась боли и неудачи — и столь же сильно страшилась, что напарники ощутят её неуверенность. Они уже подлетали к верхней скальной площадке, когда Лал Бадшан заметил огромное шевелящееся пятно у основного входа в пещеру. Наведясь на него биноклем, Таня увидела тысячи гусениц, держащих друг друга за «руки» — они раскачивались в каком-то медитативном танце вокруг своих давно умерших родичей. Похоже на первобытные ритуалы полинезийских племен. Израильтянка перехватила бинокль:
