…Добиться пользы от хмурой, обозлённой на целый мир Мэй оказалось непросто. Она не без оснований полагала, что Таня злорадствует. Ситуация в её изложении выглядела вполне штатной — Мэй Ли высадилась на скальной площадке, спустилась в жилые пещеры, попробовала установить контакт — но разговаривать с ней никто не стал. Гусеницы покрупнее брызгали на гостью какой-то зловонной субстанцией и пребольно толкались, мелкие просто игнорировали — и ни одна не воспользовалась языком жестов и на приветствие не ответила. И вниз, к озеру, плантациям и главной пещере не пропустили — перегораживали проходы, шипели и щёлкали жвалами. В конце концов нервы у Мэй не выдержали — она испугалась, что гусеницы на неё всё-таки нападут, сбежала наверх и чуть не замёрзла, дожидаясь вертолёта.
Для приличия Таня позадавала вопросы, но понять ничего не смогла. Вроде бы никакого криминала в действиях Мэй не намечалось — она сама в пещерах вела себя точно так же. Может, проблема в запахе? Корица пахла почти как «верительные грамоты» гусениц, но любой сторонний аромат мог исказить смысл послания, как в китайском языке повышение или понижение тона кардинально меняет смысл слова. А скорее всего Мэй Ли просто не повезло. Сан-Хосе любил повторять, что учёный без везения — неудачник, каким бы талантом ни обладал. Чтобы подсластить пилюлю, Таня рассыпалась в похвалах словарю и провела день в компании бывшей соседки, обсуждая все расшифрованные жесты. Ввечеру к ним присоединилась Хава Брох — встрёпанная и потная, но по-прежнему жизнерадостная. Вопреки указанию врача Таня приняла стимулятор — одну таблетку. Хава и Мэй проглотили по три. Мозговой штурм начался.
Через сорок часов у них был словарь «пиджин-гусениш» — как пошутила Хава. Тридцать два жеста. Приветствия, просьбы, возмущение, симпатия, побуждение. Шесть основных запахов — «метка», страх, радость, гнев, тревога, пища. Очень мало — но лучше, чем ничего. На сорок втором часу Мэй и Хава в четыре руки отвели Таню спать — всё-таки девушка ещё не вполне выздоровела.
Катрин Лагранж, покачав головой, прописала ещё сутки в анабиозке, для гарантии. Болезнь и страх все-таки расшатали девушке нервы — очнувшись от целебного беспамятства Таня полностью примирилась с авторитетом Мэй Ли (как-никак именно находчивой китаянке принадлежало право авторства на словарь) и успокоилась относительно Мацумото. Да, японец к ней несомненно привязан, но никаких вольностей не позволял, заботясь о Тане как о сестре. Чего только не взбредёт в голову? Дабы выветрить ерунду, девушка целый день провела рядом с другом. Они вместе собирали вещи для новой вылазки, смотрели Ай-телек и азартно играли в рэндзю. Запросив копию словаря, Таня учила Мацумото языку жестов и хохотала, как неуклюже у него получается. Мацумото тоже смеялся, поблёскивая глазами на счастливую подругу. Ему очень понравились фотографии, особенно огромная гусеница, выползающая из воды с маленьким детенышем на спине — вздыбившиеся контуры подчеркнуло контровым светом, лёгкая рябь воды удачно оттенила тёмный, резкий силуэт. Таня исподтишка, но внимательно следила за каждым движением японца, и к вечеру успокоилась. Ничего. Ничего лишнего и ничего личного.
