Поверка — начало учебного дня. После нее мы взводами расходимся по классам.
Что будет дальше — хорошо известно. Придет Ласточкина, преподавательница немецкого языка, — отдавая рапорт, мы называем ее геноссен ляйтерин — и скажет:
— Сегодня спрашиваю новые сто слов. Кто не назовет одного слова, «отлично» не получит, «аусгецайхнет» не состоится, кто забудет пять, заработает «плохо» и вечером придет пересдавать…
Пересдавать один немецкий — это еще не страшно. Но если к нему прибавится химия или математика?
Единственный человек, который никогда не назначает свидания на вечер, это преподаватель физкультуры. У него — свое:
— Явитесь ко мне в воскресенье, я из ваших мускулов железо сделаю!
Но воскресенье тоже не очень свободно: днём — стрельба в тире, потом — урок танцев.
А в понедельник на поверке командир батареи перед строем подведет итог недели. Несколько человек получат благодарность, несколько — предупреждение. К последним будут обращены примерно такие слова:
— Интересно, зачем вы пришли сюда? Родина тратит на вас огромные деньги, а вы бездельничаете. Сколько умных ребят, настоящих патриотов осталось за стенами нашей школы, а вы занимаете их место!..
Конечно, командир батареи сам понимает, что берет через край. Ему хорошо известно, что те, кого он отчитывает, не бездельники и не слабые. С тройками в спецшколу вообще не берут. Просто здесь труднее, намного труднее. Но командир не может быть либерален, у него свой принцип: «По головке вас пусть гладят дома, а моя задача — воспитывать».
«НА ЧЕМ МЫ ОСТАНОВИЛИСЬ В ПРОШЛЫЙ РАЗ?»
Сегодня после немецкого — история. Историю у нас ведет Орешин. Орешин не только преподаватель, он — директор школы. Директор в спецшколе — штатский, он носит командирскую форму, но без знаков отличия.
В класс Орешин входит стремительно. Увидев у доски дежурного, торопливо говорит:
— Рапорт отставить. На чем остановились в прошлый раз?
— Убийство Марата.
— Ша! Пошли дальше.
У Орешина никогда нет планов урока или конспектов. Рассказывая, он высоко поднимает руку, словно произносит речь с трибуны. Голос его звучит то громко-громко, то переходит на шепот. Порою Орешин замолкает, ищет слова. Те слова, которые нас должны тронуть, взволновать.
Мы сидим не шелохнувшись, только перьями скрипим, записываем. И ничего сейчас на свете для нас не существует, кроме отважного Марата, неистового Робеспьера, пламенного Дантона, кроме тех безымянных парижан, которые штурмовали Бастилию.
