— Это точно, — добавил Тек, — сына не пристрелишь, даже если он охромел.
Анг покачал головой.
— Мы не будем достойны своей земли, если не вырвем ее из рук тех, кто нас ограбил.
Отдохнувший Кирин сидел, расслабившись, и смотрел вверх в гущу листвы.
— Я хорошо знаю эти места, — сказал он дремотным голосом. — Иногда в сезон дождей от реки в долине столбом поднимается зной и рассеивает облака. Тогда на небе видна голубая полоска; она повторяет все изгибы и повороты реки — точно огромная карта протянулась от края до края.
— Разве ты здешний? — спросил Тину. — Я думал, ты из Бандхала.
— Я учительствовал в здешней школе. А родился в деревне за несколько миль отсюда, вниз по реке.
— Это совсем рядом с Кхангту. Я ведь, знаешь, тоже из Кхангту. То есть жил там… А почему ты ушел из школы?
— С чего ты взял, что он ушел? — спросил Тек.
— В жизни всякое бывает, — сказал Кирин. — Меня лишили диплома.
— Он участвовал в студенческих демонстрациях, — ответил за друга Фрир. Он знал об этом периоде жизни Кирина. — Полиция стреляла, и несколько его лучших учеников были убиты.
— Понятно.
Но сам Фрир вовсе не был уверен, что ему все понятно. Вот оно, знакомое лицо Кирина, с привычным выражением невозмутимого спокойствия, кожа, туго натянутая на щеках, как у человека, в задумчивости сжавшего ладонями виски; лицо неподвижное, точно маска, и в то же время такое ясное, что сразу видно — этому человеку нечего скрывать. Фрир вовсе не был уверен, что ему понятно, каким образом Кирин, такой мягкий, так безропотно умеющий принимать все удары судьбы, выбрал путь сопротивления. Кирин сам рассказывал Фриру, при каких обстоятельствах он сделал свой выбор; весь ход событий вроде бы подводил к этому, и все же главная причина, толкнувшая его на решительный шаг, так и оставалась неясной. Фрир часто замечал, что спрашивает себя, почему люди, примкнувшие к освободительному движению, отважились на такой шаг? И желание узнать, почему эти четверо вызвались идти с ним, — частный случай того же вопроса, и вероятно, лишь косвенный способ задать его самому себе. Зачем он здесь, в джунглях, среди людей, для которых на его родине есть только одна кличка — бандиты? Порой его положение казалось настолько фантастичным, что искать какое-то разумное объяснение было просто нелепо. Но если взглянуть с иных позиций, вопрос даже не вставал. Раз он отлично умеет вести партизанскую войну в джунглях, то где же ему и быть, как не в джунглях? Он воевал вместе с Ли во время войны, когда части «М» действовали в тылу врага, и сейчас воюет вместе с Ли. Многое изменилось, но это осталось, как прежде. И если хоть какая-то частичка его жизни осталась прежней в мире, где неустойчивость — закон, значит его натуре свойственно постоянство. А раз так, то он неизбежно должен был оказаться здесь. Он делом хотел доказать свою преданность идее, и только та жизнь, которую он сейчас ведет, давала ему возможность осуществить это.
